Политика «холодной войны» и «атомная дипломатия. Дипломатия ссср и сша в период холодной войны Дипломатия в годы холодной войны

Политика «холодной войны» и «атомная дипломатия»

Появление атомного оружия изменило всю международную политику и дипломатию. 25 апреля 1945 года состоялась встреча Трумэна в Овальном кабинете Белого дома с двумя собеседниками. Военный министр Стимсон впервые привел тогда к новому президенту начальника «Манхэттенского проекта» генерала Гровса. Гровс подробно проинформировал Трумэна о «Манхэттенском проекте», пообещав через четыре месяца завершить создание самого мощного оружия, какое когда-либо знало человечество.

Информация о подходящих к концу работах по созданию атомной бомбы оказала серьезное влияние на внешнеполитический курс Белого дома. Однако Стимсон рекомендовал «отложить любое обострение отношений с Россией до тех пор, пока атомная бомба не станет реальностью и пока мощь ее не будет наглядно продемонстрирована... Страшно вступать в игру с такими высокими ставками в дипломатии без козырной карты в руках»,--подчеркивал он. Не отвергая в принципе «атомной дипломатии», Стимсон вместе с тем не верил, что новое оружие может вынудить Советский Союз принять американские условия при решении спорных международных проблем. К тому же он считал и сообщил об этом Трумэну, что США не смогут долго «удержать монополию на бомбу» .

Встреча произвела на Трумэна прямо-таки ошеломляющее впечатление. Он почувствовал себя азартным игроком, которому на руки вдруг пришел козырный туз. Дальнейший курс действий четко определился. Сначала на практике показать, что Соединенные Штаты стали единственным обладателем нового оружия небывалой силы. А потом, опираясь на атомную монополию, шантажировать Советский Союз, заставить его подчиниться американскому диктату. «Если она взорвется, а я (Трумэн) думаю, что так оно и будет, у меня наверняка появится дубина на этих парней (русские)!»

В правительственных кругах США «атомное мышление» возобладало eще до испытания атомной бомбы. Новое оружие рассматривалось ими не только в плане применения его против Японии, но и как средство давления на СССР, установления глобального преобладания США в послевоенном мире . Применение атомных бомб в войне против Японии было совершенно ненужным - исход был уже предрешен и без них. Однако у тех, кто стоял за немедленное их применение, были свои расчеты, сводившиеся к тому, чтобы произвести устрашающее впечатление на весь мир и прежде всего на союзника по оружию - Советский Союз.

Началась так называемая атомная дипломатия, исходившая из уверенности реакционных, воинствующих кругов США в том, что они монопольно владеют атомным оружием и что при самых оптимистических оценках ни у кого не может быть создана бомба ранее чем через 7...10 лет .

После демонстрации американской ядерной мощи в Хиросиме и Нагасаки атомная карта становится одним из «аргументов» американских политиков. 6 августа 1945 г. президент Трумэн подчеркнул намерение США единолично сохранять контроль над атомным оружием в целях «поддержания всеобщего мира». 30 октября того же года генерал Дж. Паттон подтвердил, что Соединенные Штаты должны оставаться

«вооруженными и в полной готовности» . Против кого? В условиях военного поражения фашистской Германии и милитаристской Японии ответ напрашивался сам собой.

Высшие должностные лица без тени смущения называли будущего противника в «третьей мировой войне». Уже 18 сентября 1945 г. Объединенный комитет начальников штабов одобрил директиву 1496/2 «Основа формулирования военной политики», где СССР был назван в качестве противника США. При этом директива исходила из положения о нанесении Соединенными Штатами «первого удара» в возможной войне против СССР. Директива Объединенного комитета военного планирования 432/Д от 14 декабря 1945 г. гласила: «Единственным оружием, которое США могут эффективно применить для решающего удара по основным центрам СССР, является атомная бомба» . Американские военные в качестве первостепенной задачи выдвигали достижение абсолютного военного превосходства над СССР. Милитаристские настроения в Вашингтоне, прорываясь наружу, принимали характер откровенного шантажа СССР. В конгрессе США раздавались заявления о способности американской авиации «сбросить атомные бомбы на любую точку земной поверхности и вернуться на

базы» 34, хотя реальные возможности США далеко не соответствовали этим расчетам. Английские исследователи послевоенной истории Соединенных Штатов подчеркивали: «Ядерному мифу широко верили, но в действительности атомных бомб было слишком мало, они были неточны, чересчур слабы и неудобны, чтобы дать возможность США доминировать над Советским Союзом» .

Разумеется, психическая атака на СССР не имела успеха. Но «атомная дипломатия» оказала отрицательное воздействие на международную обстановку в целом. Она вызвала, как и следовало ожидать, гонку вооружений. В меморандуме президенту от 11 сентября 1945 г. военный министр Г. Стимсон подчеркивал: при отсутствии партнерства с СССР на базе сотрудничества и доверия неизбежно соперничество в области вооружений, в особенности из-за недоверия, вызываемого подходом США к решению проблемы атомной бомбы. «Ибо, если мы не обратимся к русским (в целях решения проблемы атомного оружия), а просто будем вести с ними переговоры, самодовольно придерживая в руках это оружие, их подозрения и недоверие относительно наших намерений усилятся» . Этим предупреждениям не вняли в ближайшем окружении Трумэна. Предложения Стимсона были отвергнуты под предлогом, что США не должны «делиться бомбой» с СССР.

В стремлении сохранить монополию в области ядерного оружия американское правительство пыталось поставить под свой контроль основные природные источники урановой руды, лишить другие государства (в первую очередь СССР) их законных прав использовать атомную энергию по своему усмотрению. Такова была одна из главных целей плана Ачесона -- Лилиенталя -- Баруха («план Баруха»), внесенного США 14 июня 1946 г. на рассмотрение Комиссии ООН по атомной энергии. Вместе с тем правительство США не считало себя связанным в производстве, накоплении и совершенствовании атомного оружия . До конца 40-х годов американская стратегия, питаемая иллюзиями о «неуязвимости» США, исходила из представления о возможности победы над СССР в глобальной войне и была сориентирована на создание военно-воздушного и ядерного превосходства. Это означало, что внешнеполитические доктрины Соединенных Штатов в послевоенный период приняли характер военных доктрин.

«К концу 40-х годов,--писал американский историк Г. Ходжсон,--Соединенные Штаты приняли на себя ответственность «лидера свободного мира», иными словами, оказания влияния на политическую эволюцию как можно большей части земного шара, насколько позволит их гигантская мощь. В результате... Америка стала имперской державой, конечно нового типа, но тем не менее ориентированной на интервенцию» . Ликвидация атомной монополии произвела в США ошеломляющее впечатление. Американский историк Дж. Гэддис писал: «...взрыв в СССР произошел на три года раньше, чем предсказывали правительственные эксперты. Сообщение о нем разбило в прах основополагающие посылки 1945--1947 гг. о том, что, если начнется война с Россией, физическая безопасность США не будет поставлена на карту» . В Вашингтоне стали понимать, что время военной неуязвимости США осталось позади.

Председатель объединенной комиссии конгресса по контролю над атомной энергией сенатор Макмагон и председатель сенатского комитета по делам вооружений Тайдингс выступили с заявлениями о целесообразности переговоров с СССР. При этом Тайдингс подчеркнул, что США «более уязвимы» для атомного нападения, чем Советский Союз163. Администрация Трумэна предпочла пойти по другому пути. В конце января 1950 г. президент Трумэн отдал приказ начать работу по созданию водородной бомбы. Однако даже в Белом доме почувствовали, что ситуация критически изменилась. Соотношение сил на международной арене складывалось не в пользу империализма. Многие предпосылки внешнеполитического курса США оказались под вопросом. Тем не менее нагнетание Вашингтоном международной напряженности усиливалось. Осенью 1949 г. по указанию президента Объединенный комитет начальников штабов подготовил зловещий план войны против СССР, которую предполагалось начать в 1957 г. План «Дропшот» был ориентирован на нанесение первого атомного удара по СССР и его оккупацию американскими войсками .

"Атомная дипломатия", термин, обозначающий внешнеполитический курс США после окончания 2-й мировой войны, в основе которого лежало стремление американских правящих кругов использовать созданный США арсенал ядерного оружия в качестве средства политического шантажа и давления на другие страны. "Атомная дипломатия" строилась в расчёте сначала на монопольное обладание США атомным оружием, затем на сохранение американского превосходства в области производства атомного оружия и на неуязвимость территории США. Проводя "Атомную дипломатию", США отклоняли все предложения Советского Союза и других социалистических стран о запрещении использования, прекращении производства и уничтожении запасов ядерного оружия. Создание в СССР атомного (1949) и водородного (1953) оружия, а в последующем и межконтинентальных ракет обрекло на провал "Атомную дипломатию".

Начало «холодной войны»

Подобно Моисею, Франклин Делано Рузвельт видел землю обетованную, но не дано ему было достичь ее. Когда он умер, союзные войска находились уже в глубине Германии, а битва за Окинаву, прелюдия к планируемому союзному вторжению на основные Японские острова, только началась.

Смерть Рузвельта 12 апреля 1945 года не была неожиданностью. Врач Рузвельта, встревоженный резкими колебаниями кровяного давления у пациента, сделал вывод, что президенту удастся выжить, только если он будет избегать какой бы то ни было умственной нагрузки. С учетом требований президентского поста, это заявление было равносильно смертному приговору1. В какой-то безумный миг Гитлер и Геббельс, загнанные в западню в окруженном Берлине, поверили в придуманную ими же самими сказку, будто бы они сейчас явятся свидетелями повторения исторического события, названного в учебниках «чудом Бранденбургского дома»: когда в Семилетнюю войну, в то время как русские армии стояли у ворот Берлина, Фридрих Великий был спасен благодаря внезапной смерти русской императрицы и восшествия на престол ДРУ*6" ственно настроенного царя. История, однако, в 1945 году не повторилась. Нацистские преступления обусловили, по крайней мере, одну общую для всех союзников цель-ликвидировать нацизм как источник бед.

Начало «холодной войны»

Крах нацистской Германии.и необходимость заполнить образовавшийся в результате этого вакуум.силы привели к распаду военного партнерства. Просто-напросто цели союзников. коренным образом расходились. Черчилль стремился не допустить господства Советского Союза в Центральной Европе. Сталин хотел получить в оплату советских военных усилий и героических страданий русского народа территорию. Новый президент Гарри Ш. Трумэн поначалу стремился следовать заветам Рузвельта и крепить союз. Однако к концу его первого президентского срока исчезли последние намеки на гармонию военного времени. Соединенные Штаты и Советский Союз, два периферийных гиганта, теперь противостояли друг другу в самом центре Европы.

Социальное происхождение Гарри Ш. Трумэна, как небо от земли, отличалось от происхождения его великого предшественника. Рузвельт был признанным членом космополитического северо-восточного истэблишмента; Трумэн происходил из сред-незападного деревенского среднего класса. Рузвельт получал образование в лучших приготовительных школах и университетах; Трумэн так и не поднялся выше уровня неполной средней школы, хотя Дин Ачесон со страстью и восхищением называл его настоящим йельцем в лучшем смысле этого слова. Вся жизнь Рузвельта была посвящена подготовке к занятию высшей государственной должности в стране; Трумэн был продуктом политической машины Канзас-Сити.

Избранный на роль вице-президента лишь после того, как первый назначенец Рузвельта Джеймс Бирнс был забракован профсоюзным движением, Гарри Трумэн своей прошлой политической карьерой не давал даже намека на то, что из него выйдет недюжинный президент. Не имея реального внешнеполитического опыта и руководствуясь лишь неясными намеками, оставленными в наследие Рузвельтом, Трумэн взялся за выполнение задачи по завершению войны и строительству нового международного порядка даже в условиях развала первоначальных планов, принятых в Тегеране и Ялте.

Как выяснилось, президентство Трумэна совпало с началом «холодной войны» и становлением политики сдерживания, которая в итоге и победила. Он вовлек Соединенные Штаты в первый за всю их историю союз мирного времени. Под его руководством Рузвельтовскую концепцию «четырех полицейских» сменила беспрецедентная система коалиций, которая оставалась в течение сорока лет основой американской внешней политики. Будучи воплощением американской веры в универсальность ее ценностей, этот простой житель Среднего Запада призвал поверженных врагов вернуться в сообщество демократических стран. Он покровительствовал реализации «плана Маршалла» и «программы Четвертого пункта», посредством которых Америка выделяла ре-сУРсы и технологию на дело восстановления и развития стран, далеких от нее.

Я встречался с Трумэном лишь однажды, в начале 1961 года, когда был доцентом Гарварда. Плановое выступление в Канзас-Сити дало мне возможность встретиться с экс-президентом в Трумэновской президентской библиотеке неподалеку от Индепенденса, щтат Миссури. Прошедшие годы не отразились на его прекрасном расположе-нии духа. Устроив экскурсию по библиотеке, Трумэн затем пригласил меня к себе в кабинет, оказавшийся точной копией Овального кабинета Белого дома во времена его президентства. Услышав, что я по совместительству работаю консультантом у Кенне-Ди в Белом доме, он спросил меня, что я из этого извлек. Опираясь на стандартную

Дипломатия

вашингтонскую коктейльную мудрость, я ответил, что бюрократия представляется мне четвертой ветвью власти, серьезно ограничивающей свободу действий президента. Трумэн не нашел это замечание ни забавным, ни поучительным. В нетерпении оттого, что с ним разговаривают, как он это назвал, «по-профессорски», он ответил резкостью и колкостью, а затем развернул передо мной свое представление о роли президента: «Если президент знает, чего он хочет, ему не может помешать никакой бюрократ. Президент обязан знать, когда следует остановиться и больше не спрашивать советов».

Быстро вернувшись на привычную академическую почву, я спросил Трумэна, каким именно внешнеполитическим решением он хотел бы более всего остаться в памяти. Он ответил без колебаний: «Мы полностью разгромили наших врагов и заставили их сдаться. А затем мы же помогли им подняться, стать демократическими странами и вернуться в сообщество наций. Только Америка сумела бы это сделать». После этого Трумэн прошел вместе со мной по улицам Индепенденса к простому дому, гае он жил, чтобы познакомить меня со своей женой Бесс.

Я пересказываю эту краткую беседу, потому что она полностью отразила суть трумэновской истинно американской натуры: ощущение величия президентского поста и ответственного характера президентской деятельности, гордость могуществом Америки и, превыше всего, веру в то, что истинное призвание Америки - служить светочем свободы и прогресса для всего человечества.

Трумэн приступил к самостоятельному исполнению президентских обязанностей, выйдя из глубокой тени Рузвельта, который после смерти превратился в почти мифическую личность. Трумэн искренне восхищался Рузвельтом, но в конце концов, как и подобает каждому новому президенту, стал рассматривать свой пост, унаследованны от него, как проекцию собственного опыта и собственных ценностей.

Став президентом, Трумэн ощущал гораздо в меньшей степени, чем Рузвельт, эмоциональную обязанность хранить единство союзников; для выходца из изоляционистского Среднего Запада единство между союзниками было скорее предпочтительным с практической точки зрения, чем эмоционально или морально необходимым. Не испытывал Трумэн и преувеличенного восторга по поводу военного партнерства Советами, на которые он всегда взирал с величайшей осторожностью. Когда Гитлер напал на Советский Союз, тогда еще сенатор Трумэн оценивал обе диктатуры как морально эквивалентные друг другу и рекомендовал, чтобы Америка поощряла их сражаться насмерть: «Если мы увидим, что побеждает Германия, мы обязаны помогат России, а если будет побеждать Россия, то мы обязаны помогать Германии, и пусть таким образом они убивают друг друга как можно больше, хотя мне ни при каких о -стоятельствах не хотелось бы видеть победителем Гитлера., Ни один из них ни во чт не ставит данное им слово» .

Несмотря на ухудшение состояния здоровья Рузвельта, Трумэна за все три месяца пребывания на посту вице-президента ни разу не привлекали к участию в выработке ключевых внешнеполитических решений. Не был он и введен в курс дела относи тельно проекта создания атомной бомбы.

Трумэн получил в наследство международную обстановку, где демаркационные линии определялись сходившимися друг с другом передовыми рубежами армий с во

Начало «холодной войны»

стока и с запада. Политическая судьба стран, освобожденных союзниками, еще не решилась. Большинство традиционных великих держав приспосабливались к новой для себя роли. Франция оказалась повержена; Великобритания хотя и победила, но была истощена; Германию разрезали на четыре оккупационные зоны: если с 1871 года она пугала Европу своей силой, то теперь, бессильная, угрожала хаосом. Сталин передвигал советскую границу на шестьсот миль к западу, до Эльбы, по мере того как перед фронтом его армий образовывался вакуум вследствие слабости Западной Европы и планируемого вывода американских войск.

Первоначальным инстинктивным порывом Трумэна было поладить со Сталиным, особенно поскольку американские начальники штабов все еще жаждали советского участия в войне против Японии. Хотя Трумэна обескуражила непреклонность Моло-това во время первой встречи с советским министром иностранных дел в апреле 1945 года, он объяснял трудности разностью исторического опыта. «Нам надо твердо держаться с русскими, - заявил Трумэн. - Они не умеют себя вести. Они похожи На слона в посудной лавке. Им всего двадцать пять лет. Нам уже больше ста, а британцы на несколько веков старше. Мы вынуждены научить их, как себя вести» .

Это было типично американским заявлением. Основываясь на предположении о наличии основополагающей гармонии, Трумэн объяснял разногласия с Советами не противоположностью геополитических интересов, а «неумением себя вести» и «политической незрелостью». Иными словами, он верил в возможность склонить Сталина к «нормальному» поведению. И когда он осознал, что на самом деле напряженность между Советским Союзом и Соединенными Штатами проистекает не по причине какого-то недоразумения, а носит врожденный характер, началась история «холодной войны».

Трумэн унаследовал главных советников Рузвельта, и его президентство началось с попытки и далее развивать концепцию своего предшественника относительно «четырех полицейских». В обращении от 16 апреля 1945 года, через четыре дня после вступления в должность, Трумэн в мрачных тонах обрисовал контраст между мировым содружеством наций и хаосом и счел, что единственная альтернатива глобальной оллективной безопасности - анархия. Трумэн вновь подтвердил верность идеям Узвельта, заявив, что специфической обязанностью союзников военных лет остается Хранение единства между ними, чтобы установить и сберечь новый мирный между-аРодный порядок, а самое главное - защищать принцип отказа от применения силы ПРИ разрешении международных конфликтов:

«Ничто не может быть столь важным для будущего мира во всем мире, как непрерывное сотрудничество между нациями, собравшими все свои силы, чтобы сорвать заговор держав „оси" в целях достижения ими мирового господства.

И поскольку эти великие государства обладают особыми обязательствами в отно-ении сбережения мира, то основой для них является обязанность всех государств, льших и малых, не применять силу в международных отношениях иначе, как в за-""Пу права» .

Похоже, составители речей Трумэна не думали, что обязаны вносить в его тексты

кое-то разнообразие, а возможно, считали свой стандартный текст не нуж-

Щимся в правке, ибо это положение было дословно повторено в речи Трумэна от

Дипломатия

Но, несмотря на цветистую риторику, голые геополитические факты приземляли ситуацию. Сталин вернулся к прежней тактике ведения внешней политики и требовал платы за свои победы в единственной валюте, воспринимаемой им всерьез, - в форме контроля над территориями. Он понимал, что такое сделка, и готов был участвовать в торге, но лишь постольку, поскольку речь шла о конкретных quid pro quo-как-то сферах влияния, или он мог торговать коммунистическим влиянием в Восточной Европе в обмен на конкретные выгоды вроде массированной экономической помощи. Зато абсолютно вне пределов понимания этого одного из наиболее беспринципных лидеров, когда-либо возглавлявших великую державу, находилось то, что внешнюю политику можно основывать на коллективной доброй воле и на фундаменте международного права. С точки зрения Сталина, встречи лидеров мирового масштаба с глазу на глаз могут зафиксировать соотношение сил или расчет национальных интересов, но не способны их изменить. И потому он никогда не отвечал на призывы Рузвельта или Черчилля вернуться к товариществу военного времени.

Не исключено, что огромный престиж, приобретенный Рузвельтом, мог бы еще какое-то время удерживать Сталина в рамках умеренности. В итоге все равно Сталин оы делал уступки только «объективной» реальности; для него дипломатия была всего лишь одним из аспектов более всеобъемлющей и неизбежной- борьбы за определение соотношения сил. Проблема, встававшая перед Сталиным в его взаимоотношениях с американскими лидерами, заключалась в том, что он с огромным трудом понимал, какую важную роль для них играли мораль и право применительно к внешнеполитическому мышлению. Сталин искренне не осознавал, почему для американских лидеров такое значение имеет внутреннее устройство восточноевропейских государств, коль скоро они не представляют для них никакого стратегического интереса. Американская приверженность принципу вне связи с каким-либо конкретным интересом, который лежал бы на поверхности, заставляла Сталина искать потаенные мотивы. «Боюсь, - докладывал Аверелл Гарриман в бытность послом в Москве, - что Сталин не понимает и никогда не поймет полностью нашей принципиальной заинтересованности в свободной Польш Он реалист... и ему трудно осознать нашу приверженность абстрактным принципам. Ему затруднительно понять, отчего нам вдруг хочется вмешиваться в советскую политику в странах типа Польши, которые он считает чрезвычайно важными с точки зрения безопасности России, если у нас не имеется каких-либо скрытых мотивов...»

Сталин, мастер практического применения принципов «Realpolitik», должно быть, полагал, что Америка хочет воспрепятствовать установлению нового геополитическог баланса, возникшего благодаря присутствию Красной Армии в центре Европейского континента. Человек с железными нервами, он был не из тех, кто может пойти н предварительные уступки; он, вероятно, решил, что гораздо лучше держать при се все накопленные фишки и настороженно следить за обретенными выигрышами ожидании переговоров, на которых следующий шаг пусть делают союзники. При это Сталин воспринимал всерьез только такие шаги, последствия которых можно был бы проанализировать с точки зрения риска и вознаграждения за него. И когда сою ники не оказывали на него никакого давления, он просто подозревал подвох.

Начало «холодной войны»

Сталин вел себя в отношении Соединенных Штатов столь же дерзко, как привык действовать по отношению к Гитлеру в 1940 году. В 1945 году Советский Союз, ослабленный потерей десятков миллионов жизней и опустошением трети своей территории, очутился лицом к лицу с не пострадавшей от войны Америкой, обладающей атомной монополией; в 1940 году перед ним оказалась Германия, осуществляющая контроль над всем остальным континентом. В каждом из этих случаев Сталин, вместо того чтобы идти на уступки, укреплял позиции советского государства и пытался блефовать перед лицом потенциальных оппонентов, что скорее двинется еще дальше на запад, чем отступит. И в каждом из этих случаев ошибочно рассчитал реакцию оппонентов. В 1940 году визит Молотова в Берлин укрепил решимость Гитлера нападать; в 1945 году тот же самый министр иностранных дел сумел превратить добрую волю Америки в конфронтацию «холодной войны».

Черчилль понял дипломатические расчеты Сталина и вознамерился им противодействовать, предприняв два собственных шага. Он настоял на как можно более ранней встрече на высшем уровне трех союзников военных лет, чтобы решить назревшие вопросы еще до того, как консолидируется советская сфера влияния. С учетом этого он хотел бы, чтобы западные державы заполучили как можно больше переговорных выгод. Возможность для этого заключалась хотя бы в том, что советские войска встретились с армиями союзников значительно восточнее, чем было предусмотрено, и Что в результате этого союзные силы контролировали около трети территории, выделенной советской зоне оккупации Германии, включая подавляющую часть промышленных районов. Черчилль предложил использовать эту территорию в качестве рычага воздействия на последующих переговорах. 4 мая 1945 года он протелеграфировал ин-СтРУкции министру иностранных дел Идену, собиравшемуся встретиться с Трумэном в Вашингтоне:

«...Союзникам не следует отступать с занимаемых позиций к линиям зон оккупации до тех пор, пока мы не будем удовлетворены относительно Польши, а также относительно временного характера русской оккупации Германии и условий, устанавли-аемых в русифицированных или подконтрольных России придунайских странах, в частности в Австрии и Чехословакии и на Балканах»6.

Новая американская администрация, однако, была не более благожелательна к

Ританской «Realpolitik», чем рузвельтовская. Дипломатическая схема военных лет по-

торилась. Американские лидеры были в достаточной степени обрадованы и дали со-

ласие на встречу на высшем уровне в Потсдаме, под Берлином, во второй половине

юля. Но Трумэн еще не был готов принять предложение Черчилля действовать со

талиным, раздавая награды и назначая наказания, с тем чтобы достичь желаемых

3Ультатов. Так что трумэновская администрация оказалась столь же готовой, как и

предшественница, преподать урок Черчиллю, показав ему, что дни дипломатии

Равновесия сил давным-давно миновали.

конце июня, менее чем за месяц до назначенной встречи, американские войска ли

на согласованную демаркационную линию, не оставляя Великобритании з выбора, как последовать их примеру. Более того, точно так же, как Рузвельт в ^ачительной степени переоценивал возможности Великобритании, администрация РУмэна уже видела себя в роли посредника между Великобританией и Советским

3 Г" Киссинджер 385

Дипломатия

Союзом. Преисполненный решимости не произвести впечатления готовности на сговор против Сталина, Трумэн, к огорчению Черчилля, отклонил предложение остановиться по пути в Потсдам в Великобритании, чтобы отпраздновать англо-американскую победу.

Трумэн, однако, не испытывал угрызений совести в отношении встречи со Сталиным в отсутствие Черчилля. Прибегнув к тому же предлогу, каким воспользовался Рузвельт, когда хотел увидеться со Сталиным в Беринговом проливе - то есть указав, что он в отличие от Черчилля никогда не встречался со Сталиным, - Трумэн предложил организовать для него отдельную встречу с советским руководителем. Но Черчилль оказался столь же чувствителен к исключению из советско-американского диалога, сколь серьезно отнеслись советники Трумэна к созданию иллюзии, будто Вашингтон и Лондон работают в тандеме. Согласно мемуарам Трумэна, Черчилль раздраженно уведомил Вашингтон, что он не будет присутствовать на встрече на высшем уровне, являющейся продолжением конференции между Трумэном и Сталиным. Чтобы выполнить взятую на себя роль посредника и установить прямой контакт с лидерами союзников, Трумэн решил направить эмиссаров в Лондон и Москву.

Гарри Гопкинс, давний поверенный Рузвельта, был направлен в Москву; гонец, снаряженный к Черчиллю, был, как это ни странно, отобран с точки зрения доверия к нему Сталина, а не в силу понимания эттим доверенным лицом замыслов британского премьер-министра. Это был Джозеф Э. Дэвис, довоенный посол в Москве, написавший бестселлер «Миссия в Москву». И хотя Дэвис был банкиром-инвестором, то есть, в глазах коммунистов, архикапиталистом, он обладал склонностью, характерной для большинства американских послов, особенно не принадлежащих к числу ДИ" пломатов карьеры, превращаться в самозваных пропагандистов, тех стран, в которых они аккредитованы. Книга Дэвиса о приключениях посла попугайски копировала все тезисы советской пропаганды по всевозможным вопросам, включая утверждения о виновности жертв показательных процессов. Направленный Рузвельтом в военное время с миссией в Москву, уверовавший в явный подлог, Дэвис позволил себе невероятно бестактный поступок и показал фильм, снятый по мотивам его бестселлера, группе высших советских руководителей в американском посольстве. Официальны отчет сухо констатировал, что советские гости смотрели фильм с «хмурым любопытством», когда на экране доказывалась вина их бывших коллег8. (И недаром. Они не только знали, что к чему, но не могли не принимать в расчет возможности, что это фильм раскрывает их будущую судьбу.) Так что Трумэн вряд ли мог найти более неподходящего человека, чтобы послать его на Даунинг-стрит и с пониманием выслу шать точку зрения Черчилля на послевоенный мир.

Визит Дэвиса в Лондон в конце мая 1945 года оказался столь же сюрреалисти -ным, как и его военная миссия в Москву. Дэвис был гораздо более заинтересован ^ продолжении американского партнерства с Советским Союзом, чем в создании я гоприятных условий для развития англо-американских отношений. Черчилль выраз американскому посланцу свои опасения относительно того, что Сталин хочет прогл ^ тить Центральную Европу, и подчеркнул важность объединенного англо-американского фронта для противостояния этому. На анализ Черчилля в отношении сове -ского вызова Дэвис отреагировал тем, что сардонически спросил «Старого Льва», н

Начало «холодной войны»

сделали ли «он и Британия ошибки, не поддержав Гитлера, ибо, как я понял, теперь высказывается доктрина, которую провозглашал Гитлер и Геббельс, и берется реванш за прошедшие четыре года попыткой разрушить единство союзников при помощи принципа «разделяй и властвуй»9. А, по мнению Дэвиса, дипломатические отношения между Востоком и Западом могли бы зайти в никуда, если бы не базировались на вере в добрую волю Сталина.

Именно в этом духе Дэвис докладывал Трумэну. Что же касалось величия Черчилля, то, с точки зрения Дэвиса, он был «вчера, сегодня и всегда» великим англичани-ном; более заинтересованным в сохранении положения Англии в Европе, чем в сохранении мира1 . Адмирал Леги, первоначально рузвельтовский, а теперь трумэнов-ский начальник штаба, подкрепил точку зрения Дэвиса, ибо она была широко распространена, и сопроводил доклад Дэвиса следующим замечанием: «Это соответствует нашей штабной оценке поведения Черчилля во время войны»11.

Трудно придумать лучшую иллюстрацию шарахания Америки от «Realpolitik». Дэвис и Леги выражали открытое недовольство тем, что британский премьер-министр прежде всего заботится о британских национальных интересах - государственный деятель любой страны счел бы это за самую, естественную вещь на свете. И даже несмотря на то, что поиск Черчиллем равновесия сил на континенте являлся воплощением трехвековой истории британской политики, американцы смотрели на это, как на некую аберрацию, и противопоставляли желанию установить равновесие стремление к миру, словно цели и средства противоположны друг другу, а не дополняют друг друга.

Гопкинс, который несколько раз посещал Москву в качестве эмиссара военного времени, не осознал изменения атмосферы и стремился действовать, как и прежде. Даже с учетом этого не исключено, что его встречи со Сталиным непреднамеренно Улубили пропасть в отношении Восточной Европы и ускорили начало «холодной войны». Ибо Гопкинс следовал модели поведения военных лет, подчеркивая гармонию и не обращая внимания на конфронтацию. Он не рискнул сообщить Сталину, до акой степени его курс способен повлечь за собой серьезные неприятности, всполо-ив американскую общественность. На протяжении всей своей дипломатической ка-Рьеры Гопкинс действовал, исходя из той предпосылки, что любые разногласия можно уладить в атмосфере понимания и доброй воли, но эти категории практически находились вне пределов сталинского понимания.

Сталин виделся с Гопкинсом шесть раз в конце мая и начале июня. Применяя о Ычную тактику постановки собеседника в положение обороняющегося, Сталин по-аловался на прекращение ленд-лиза и общее охлаждение советско-американских от-°Шений. Он предупредил, что Советский Союз никогда не уступит оказываемому на его давлению, - стандартный дипломатический ход, используемый, когда участник ^реговоров ищет способ сохранить достоинство и одновременно определить, каких

Него хотят уступок, не делая намека на то, что он на них пойдет. Сталин задался

^ Лью показать, будто не понимает озабоченности Америки свободными выборами в

^ольше. В конце концов, ведь Советский Союз не поднимал сходного вопроса при-

нительно к Италии и Бельгии, где выборы тоже еще не прошли. Почему западные

траны столь озабочены положением в Польше и государствах Дунайского бассейна,

Годящихся так близко от советских границ?

Дипломатия

Гопкинс и Сталин фехтовали вполсилы, причем Гопкинс так и не сумел дать понять Сталину, что американцы вполне серьезно озабочены вопросами самоопределения Восточной Европы, Более того, Гопкинс следовал практике большинства американских дипломатов и выдвигал даже бесспорно серьезные доводы в такой манере, которая не позволила бы обвинить его в неуступчивости. В ожидании компромисса они дают возможность своему собеседнику найти достойный выход из положения. Оборотной стороной подобного подхода является то, что когда участники переговоров с американской стороны убедятся в отсутствии у их партнеров доброй воли, они имеют тенденцию становиться непреклонными, а по временам и жесткими.

Слабость переговорного стиля Гопкинса усугублялась тем, что оставался еще огромный запас доброй воли в отношении Сталина и Советского Союза, сохранившийся с военного времени. К июню 1945 года Сталин односторонне установил как восточные, так и западные границы Польши, путем зверского насилия ввел в правительство советских марионеток и откровенно нарушил данное в Ялте обещание провести свободные выборы. Даже в данных обстоятельствах Гарри Гбпкинс счел для себя возможным назвать советско-американские разногласия в разговоре со Сталиным «цепью событий, малозначительных по отдельнрсти, но наложившихся на польский вопрос» . Веря в эффективность тактики Рузвельта времен Тегерана и Ялты, он попросил Сталина изменить свои требования по Восточной Европе, с тем чтобы снять давление на администрацию Трумэна внутри страны.

Сталин сделал вид, что готов выслушать соображения по поводу того, как сделать новое польское правительство соответствующим американским принципам. Он призвал Гопкинса назвать четыре-пять демократических деятелей, которых можно было бы включить в варшавское правительство, созданное, по его утверждению, Советским Союзом в «силу военной необходимости»13. Конечно, символическое представительство в коммунистическом правительстве не было главной целью - ею были свободные выборы. А коммунисты уже выказали потрясающее умение разваливать коалиционные правительства. В любом случае, когда Гопкинс признался, что у него нет конкретных имен лиц, которых можно было бы порекомендовать для участия в польском правительстве, у Сталина не сложилось впечатления того, что американцы в курсе всех дел, имеющих отношение к Польше.

Настаивая на свободе действий по отношению к соседям, Сталин следовал традиционной российской практике. С того момента, как Россия двумя столетиями ранее появилась на международной арене, ее руководители пытались решать споры со своими соседями путем прямых переговоров, а не посредством международных конференций. Ни Александр I в 20-е годы XIX" века, ни Николай I тридцатью годами позднее, ни Александр II в 1878 году не понимали, отчего Великобритания настоятельно вмешивается в отношения между Россией и Турцией. В этих и сходных случаях рус ские руководители вставали на ту точку зрения, что они имеют право на свободу ДеИ ствий в отношениях со своими соседями. Если им оказывалось противодействие, он стремились прибегнуть к силе. А раз прибегнув к силе, уже не отступали, разве ч под угрозой войны.

Визиты трумэновских эмиссаров в Лондон и Москву доказали, кроме всего прочего, что Трумэн все еще пытался найти средний курс между рузвельтовской точко

Начало «холодной войны»

зрения на поддержание мира, где у Америки не было бы партнеров, и ростом собственного раздражения советской политикой в Восточной Европе, по поводу которой он пока не выработал образа действий. Трумэн не был готов посмотреть в лицо геополитическим реалиям, порожденным победой, или выбросить за борт рузвельтовское видение мира, порядок в котором поддерживается «четырьмя полицейскими». Да и Америка еще не смирилась с тем, что равновесие сил - это необходимый элемент международного порядка, а не аберрация европейской дипломатии.

Мечта Рузвельта по поводу «четырех полицейских» развеялась на Потсдамской конференции, продолжавшейся с 17 июля по 2 августа 1945 года. Трое руководителей встретились в Цецилиенгофе - мрачноватом загородном особняке английского типа, окруженном обширным парком, который являлся резиденцией последнего германского кронпринца. Потсдам был выбран в качестве места проведения конференции потому, что находился в советской зоне оккупации, имел железнодорожный подъезд (Сталин ненавидел самолеты) и мог быть прикрыт советскими войсками госбезопасности.

Прибывшая американская делегация находилась во власти представлений военных лет о новом мировом порядке. Инструктивный документ госдепартамента, служивший для нее путеводной нитью, утверждал, что определение сфер интересов - величайшая угроза международному миру. Опираясь на стандартные вильсонианские представле-ния, документ гласил: сферы интересов «будут представлять собой силовую политику в чистом и неприкрытом виде со всеми вытекающими отсюда неблагоприятными последствиями... Нашей первейшей задачей будет устранение причин, заставляющих на-ЦИи полагать, что такого рода сферы необходимы для обеспечения их безопасности, а не содействие одним странам накапливать силы против других стран» . Государственный департамент не пояснил, что, в отсутствие силовой политики, может побудить Сталина пойти на компромисс или что может являться причиной конфликта, как не столкновение интересов. Тем не менее вездесущий Джозеф Дэвис, выступивший в роли советника президента по вопросам взаимоотношений с советскими руководителями, был явно в восторге от собственных рекомендаций, сводившихся к тому, что надо потакать Сталину во всем. Как-то даже, по ходу весьма напряженного обмена мнениями, Дэвис передал Трумэну записку, где говорилось: «По-моему, Сталин чувствует себя обиженным, будьте с ним поласковее»15.

Ублажать кого бы то ни было, а особенно коммунистов, не было свойственно Румэну. И все же он сделал героическую попытку. Первоначально ему более импо-ировал краткий, деловой стиль Сталина, чем черчиллевское многословие. Он писал атери: «Черчилль все время разговаривает, а Сталин лишь ворчит по временам, зато ясно, чего он хочет»16. На частном обеде 21 июля Трумэн пустился во все тяжкие, как °Н потом признавался Дэвису: «...Мне хотелось убедить его, что мы вполне „на уров-е. заинтересованы в мире и пристойной международной обстановке и не имеем враждебных намерений по отношению к ним; что мы не хотим для себя ничего, кроме безопасности для нашей страны, мира, дружбы и добрососедских отношений, и то добиться этого - наша совместная работа. Я „обильно мазал хлеб маслом", и, Думаю, он мне поверил. Каждое мое слово было абсолютно искренним»17. К сожале-ию, Сталин не привык иметь дело с собеседниками, выказывающими свою незаинтересованность в обсуждаемых вопросах.

Дипломатия

Руководители на Потсдамской конференции постарались избежать организационных проблем, так мешавших ходу Версальской конференции. Вместо того, чтобы углубляться в детали и работать под давлением времени, Трумэн, Черчилль и Стадии ограничились обсуждением общих принципов. Последующая работа по уточнению деталей мирных соглашений с побежденными державами «оси» и их союзниками была возложена на министров иностранных дел.

Даже с учетом этих ограничений, повестка дня конференции была весьма обширной, включая в себя репарации, будущее Германии и статус таких союзников Германии, как Италия, Болгария, Венгрия, Румыния и Финляндия. Сталин дополнил этот перечень представленным им сводом требований, в свое время предъявленных Молотовым Гитлеру в 1940 году и повторенных Идену годом позже. Эти требования включали в себя более благоприятные для России условия прохода через проливы, наличие советской военной базы на Босфоре и долю итальянских колоний. Повестка дня такого объема физически не могла быть рассмотрена обеспокоенными главами правительств за двухнедельный срок.

Потсдамская конференция быстро превратилась в диалог глухих. Сталин настаивал на консолидации его сферы влияния. Трумэн и, в меньшей степени, Черчилль требовали воплотить их принципиальный подход на практике. Сталин пытался выставить условием советского признания Италии признание Западом навязанных Советским Союзом правительств Болгарии и Румынии. Одновременно Сталин стоял как стена на пути требования демократических стран провести свободные выборы в странах Восточной Европы.

В конце концов каждая из сторон воспользовалась правом вето во всех возможных случаях. Соединенные Штаты и Великобритания отказались признать сталинское требование относительно выплаты Германией репараций в размере 20 млрд. долларов (половина которых должна была пойти Советскому Союзу), а также выделение активов собственных зон на эти цели. С другой стороны, Сталин продолжал укреплять позиции коммунистических партий во всех странах Восточной Европы.

Сталин также воспользовался двусмысленностью текста Ялтинского соглашения в отношении рек Одер и Нейссе, чтобы продвинуть границы Польши еще далее на запад. В Ялте было решено, что эти реки послужат разграничительной линией между Польшей и Германией; хотя, как уже было отмечено, никто до этого не обратил внимания, что на самом деле существуют две реки под названием «Нейссе». Черчилль понимал, что границей послужит восточная. Но в Потсдаме Сталин объявил, что он отвел всю территорию между восточной и западной реками под названием «НеЙссе» Польше. Сталин четко рассчитал, что неприязнь между Германией и Польшей станет и вовсе непримиримой, если Польша получит исторические германские территории, включая старинный немецкий город Бреслау, и изгонит еще пять миллионов немиев" Американский и британский лидеры смирились со сталинским «свершившимся фактом», оградив себя бессмысленной оговоркой, что оставляют за собой окончательное мнение по вопросам границ, которое будет высказано на мирной конференции. Эта оговорка, однако, лишь увеличила зависимость Польши от Советского Союза и представляла собой немногим больше, чем пустое сотрясение воздуха, ибо речь шла о территориях, откуда уже было изгнано германское население.

Начало «холодной войны»

Черчилль приехал в Потсдам, не слишком прочно чувствуя себя дома. И действительно, ритм конференции был фатальным образом прерван 25 июля 1945 года, когда британская делегация запросила перерыв и выехала на родину, чтобы дождаться результатов всеобщих выборов, проводившихся впервые с 1935 года. Черчилль так и не вернулся в Потсдам, потерпев сокрушительное поражение. Его место в качестве нового премьер-министра занял Клемент Эттли, а в качестве министра иностранных Дел прибыл Эрнест Бевин.

Потсдам почти ничего не решил. Многие из требований Сталина были отвергнуты: база на Босфоре, заявка на советскую опеку над какой-либо из африканских территорий, принадежавших Италии, а также стремление установить четырехсторонний контроль над Руром и признание Западом поставленных Москвой правительств Румынии и Болгарии. Трумэн тоже потерпел поражение по ряду предложений, самым крупным из которых был проект интернационализации Дуная. Трое глав государств все же сумели добиться кое-каких соглашений. Так, был установлен четырехсторонний механизм по рассмотрению связанных с Германией вопросов. Трумэну удалось уговорить Сталина принять его точку зрения по репарациям: каждая держава будет получать их от своей зоны оккупации. Ключевой вопрос относительно западной границы Польши был пущен на самотек: Соединенные Штаты и Великобритания согласились на сталинскую линию по Одеру - Нейссе, но оставили за собой право пересмотреть это решение в более поздний срок. Наконец, Сталин согласился оказать содействие в ведении войны против Японии. Многое осталось недоделанным и в подвешенном состоянии, и, как это часто бывает, когда главы государств не способны договориться, наиболее жгучие проблемы были переданы министрам иностранных дел для дальнейшего обсуждения.

Возможно, наиболее значительный инцидент во время Потсдамской конференции

ыл связан с событием, не предусмотренным повесткой дня. В какой-то момент

Румэн отвел Сталина в сторону и сообщил ему о существовании атомной бомбы.

талин, конечно, уже знал об этом от советских шпионов; по правде говоря, он узнал

ней задолго до Трумэна. Будучи параноиком, он, без сомнения, решил, что за со-

Щением Трумэна скрывается прозрачная попытка его запугать. И он предпочел не

°треагировать на появление новой технологии и обесценить факт ее возникновения,

е проявляя особого любопытства. «Русский премьер, - пишет Трумэн в своих ме-

Уарах, - не выказал особого интереса. Он лишь сказал, что рад это слышать и что

надеется, что мы найдем „надлежащее применение этому против японцев"» . Та-и оставалась советская тактика в отношении ядерных вооружений до тех пор, по-а У Советского Союза не появились свои собственные.

с Позднее Черчилль говорил, что если бы он был переизбран, то поставил бы в Пот-Даме вопросы ребром и постарался бы настоять на их урегулировании19. Он никогда

Уточнял, что конкретно имел в виду. Истина заключается в том, что Сталина мож-л° 1Ло принудить к урегулированию лишь благодаря исключительно сильному даванию, и то только в самый последний момент, если вообще его можно было к чему-^ принудить. Стремление Черчилля к достижению всеобъемлющего решения лишь ^ Дчеркивало стоявшую перед Америкой дилемму: ни один из американских государ-

енных деятелей, не был готов выдвинуть такие угрозы или осуществить такой на-

Дипломатия

жим, который бы соответствовал сталинской психологии. Американские руководители еще не прониклись реальностью того, что чем больше времени будет отведено Сталину на создание однопартийных государств в Восточной Европе, тем труднее будет заставить его переменить курс. К концу войны американская публика устала от военных действий и конфронтации и превыше всего хотела, чтобы мальчики вернулись домой. Она еще не была готова к новой конфронтации и в гораздо меньшей степени - к угрозе ядерной войны в защиту границ и политического плюрализма в Восточной Европе. Единодушие в отношении противостояния дальнейшему коммунистическому натиску равнялось единодушию в отношении нежелательности идти на. новый военный риск.

Любая конфронтация со Сталиным отнюдь не была похожа на салонное чаепитие. Степень готовности Сталина применять любой нажим для достижения собственных дипломатических целей была разъяснена мне Андреем Громыко, когда я беседовал с ним уже после его отставки в 1989 году. Я спросил у него, почему Советский Союз рискнул пойти на блокаду Берлина вскоре после опустошительной войны и перед лицом ядерной монополии Америки. Значительно подобревший в отставке, Громыко ответил, что ряд советников высказывали те же самые соображения Сталину, но тот отверг их, исходя из трех предпосылок: во-первых, Соединенные Штаты, по его словам, никогда не применят ядерное оружие в связи с Берлином; во-вторых, если Соединенные Штаты попытаются провести конвой в Берлин по автостраде, им окажет сопротивление Красная Армия; наконец, если Соединенные Штаты вознамерятся атаковать по всему фронту, Сталин оставлял право принятия окончательного решения лично за собой. Похоже, если бы дело дошло до этой точки, он бы пошел на урегулирование.

Практическим результатом Потсдамской конференции было начало процесса, разделившего Европу на две сферы влияния, то есть стал осуществляться тот самый сценарий, которого американские руководители военных лет столь тщательно старались избежать. Неудивительно, что совещание министров иностранных дел оказалось не более продуктивным, чем саммит их руководителей. Обладая меньшими полномочиями, они также обладали и меньшей гибкостью. Для Молотова политическое и физическое выживание зависело от того, насколько жестко он будет следовать инструкциям Сталина.

Первая встреча министров иностранных дел состоялась в Лондоне в сентябре - начале октября 1945 года. Целью ее была выработка мирных договоров с Финляндией, Венгрией, Румынией и Болгарией, странами, воевавшими на стороне Германии. Американская и советская позиции со времени Потсдама не изменились. Государственны^ секретарь Джеймс Бирнс настаивал на свободных выборах; Молотов не желал и слышать об этом. Бирнс надеялся, что демонстрация ужасающей силы атомной бомбы в Японии усилит положение Америки на переговорах. Вместо этого Молотов вел сеоя столь же нервозно, как всегда. К концу конференции стало ясно, что атомная бомба н сделала Советы сговорчивее - по крайней мере, в отсутствие более явственной липло матии угроз. Бирнс заявил своему предшественнику Эдварду Р. Стеттинусу:

«...Перед нами оказалась новая Россия, полностью отличная от той, с которой мь имели дело год назад. Пока они нуждались в нас по ходу войны и мы их снабжали,

Начало «холодной войны»

между нами были удовлетворительные отношения, но теперь, когда война закончилась, они прибегают к агрессивной тактике и безапелляционно настаивают на политико-территориальных вопросах»20.

Мечта о «четырех полицейских» умирала трудно. 27 октября 1945 года, через несколько недель после столь неудачной конференции министров иностранных дел, Трумэн, выступая на праздновании Дня военно-морского флота, свел воедино вопросы, касающиеся американской внешней политики, с призывом к советско-американскому сотрудничеству. Соединенные Штаты, заявил он, не ищут себе ни территорий, ни баз, не желают «ничего, что принадлежит любой другой державе». Американская внешняя политика, будучи отражением моральных ценностей нации, «твердо основывается на фундаментальных принципах справедливости и права» и на отказе от «компромисса со злом». Ссылаясь на традиционное для Америки тождество между частной и общественной моралью, Трумэн пообещал, что «мы не пожалеем сил, чтобы ввести евангельское «золотое правило» в международные отношения во всем мире». То, что Трумэн подчеркивал моральный аспект внешней политики, послужило прелюдией к призывам крепить советско-американское примирение. Не существует «безнадежных или непримиримых» разногласий между союзниками военных лет> УвеРял Трумэн. «Между победоносными державами не существует столь глубокого конфликта интересов, чтобы его нельзя было разрешить»21.

Такого, однако, не случилось. На следующей конференции министров ино-фанных дел в декабре 1945 года возникли своеобразные советские «уступки». Сталин Ринял Бирнса 23 декабря и предложил трем западным демократиям направить комиссию в Румынию и Болгарию, чтобы дать рекомендации- правительствам этих ¦фан, как они могли бы расширить свои кабинеты, включив в их состав ряд демокра-ческих политиков. Цинизм этого предложения конечно же заключался в том, что "¦ЭДин был совершенно уверен в коммунистическом господстве над этими сателли-^ми и вовсе не уверовал в постулаты демократии. Таково же было мнение Джорджа еннана, который заклеймил сталинские уступки, назвав их «фиговым листом демо-

ратической процедуры, призванным скрыть обнаженную суть сталинистской диктатуры» ,

ирнс, однако, истолковал инициативу Сталина как демократический жест во исполнение Ялтинского соглашения и позволил себе признать Болгарию и Румынию и® до подписания мирного договора с этими странами. Трумэн был взбешен тем, то Бирнс пошел на компромисс, не посоветовавшись с ним. Правда, слегка поколе-ШИСЬ" ТрумЭн согласился с Бирнсом, но это стало началом отчуждения между пре-

зом и его государственным секретарем, что в течение года привело к отставке

Нью й946 Г°ДУ состоялись еще две встречи министров иностранных дел в Париже и -Норке. Там была доведена до конца выработка текстов сопутствующих договори, но там же проявилось и усиление напряженности, вызванное превращением Боной Европы в политический и экономический придаток Советского Союза. Культурная пропасть между американскими и советскими руководителями способ-овала началу «холодной войны». Американские участники переговоров действовали » словно одно лишь упоминание своих юридических и моральных прав должно

Дипломатия

привести к желаемым результатам. Но Сталину требовались гораздо более убедительные причины, которые бы заставили его переменить свой курс. Когда Трумэн говорил о евангельском «золотом правиле», американская аудитория воспринимала его буквально и искренне верила в возможность существования мира, управляемого на основе норм права. Для Сталина слова Трумэна представляли собой бессмыслицу, если не очередную хитрость. Тот новый международный порядок, который имел в виду Сталин, представлял собой панславизм, подкрепленный коммунистической идеологией. Югославский коммунист диссидент Милован Джилас припоминает беседу, в ходе которой Сталин заявил: «Если славяне останутся едины и проявят солидарность, то никто в будущем не будет в состоянии даже шевельнуть пальцем. Одним только пальцем!» - повторил Сталин, подчеркивая мысль угрожающим движением указательного перста2.

Парадоксально, но сползание к «холодной войне» ускорялось тем, что Сталин прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько на самом деле слаба его страна. Советская территория к западу от Москвы была опустошена, ибо стандартной практикой отступающих армий - вначале советской, потом немецкой - было взрывать чуть ли не каждую трубу, чтобы лишить наступающих преследователей крова в условиях ужасного русского климата. Число советских потерь от войны (включая гражданских лиц) - свыше 20 миллионов. В дополнение к этому реестр жертв сталинских чисток, пребывания в лагерях, принудительной коллективизации и преднамеренно организованного голода составляет еще примерно 20 миллионов, при 15 миллионах, которым удалось пережить заключение в ГУЛАГе24. И теперь эта изможденная страна оказалась лицом к лицу с Америкой, совершившей технологический прорыв и создавшей атомную бомбу. Неужели это означало, что наконец-то настал тот самый миг, которого так страшился Сталин, и капиталистический мир теперь сможет навязать свою волю? Неужели все страдания и лишения, невыносимые даже по российским предельно антигуманным и тираническим стандартам, не принесли ничего лучшего, чем одностороннюю выгоду для капиталистов?

С почти отчаянной бравадой Сталин предпочел делать вид, будто Советский Союз действует с позиции силы, а не слабости. Добровольные уступки, по представлению Сталина, являются признанием собственной уязвимости, а любую демонстрацию подобного рода он воспринимал как призыв к новым требованиям и новому нажиму. Поэтому он держал свои войска в центре Европы, где постепенно насаждал советские марионеточные правительства. Заходя еще дальше, Сталин создавал имидж столь неумолимой свирепости, что многие даже предполагали, что он готовится к прыжку к Ла-Маншу - впоследствии эти опасения были признаны химерическими.

Сталин сочетал преувеличение советской мощи и воинственности с систематическими попытками принизить могущество Америки, особенно ее наиболее мощного оружия - атомной бомбы. Сталин первым задал тон в этом хоре показной индифФе" рентное™, когда Трумэн известил его о существовании бомбы. Коммунистическая пропаганда, подкрепленная заявлениями благонамеренных академических попутчиков по всему земному шару, старалась внушить, что якобы появление ядерного оружия не отменяет законов военной стратегии и что стратегическая бомбардировка может оказаться неэффективной. В 1946 году Сталин заложил основы официальной доктрины.

Начало «холодной войны»

«Атомные бомбы предназначены для того, чтобы пугать слабонервных, но они не могут решить исхода войны...»25 В советских публичных выступлениях это заявление Сталина было мгновенно положено в основу различия между «временным» и «постоянным» стратегическими факторами, где атомная бомба классифицировалась как фактор временного характера. «Поджигатели войны, - писал в 1949 году маршал авиации Константин Вершинин, - преувеличивают роль военно-воздушных сил сверх всякой меры... [рассчитывая на то], что народы СССР и стран народной демократии будут напуганы так называемой „атомной" или „кнопочной" войной» .

Обычный лидер избрал бы для общества, измученного войной и нечеловеческими лишениями, ей предшествовавшими, передышку. Но демонический советский Генеральный секретарь не пожелал сделать никакого послабления: он, вероятно, рассчитал-и, по-видимому, был прав, - что стоит дать своему обществу вздохнуть полной грудью, оно начнет задавать вопросы, касающиеся самих основ коммунистического правления. В своем обращении к командному составу победоносной Красной Армии вскоре после перемирия в мае 1945 года Сталин в последний раз воспользовался эмоциональной риторикой военного времени. Обратившись к собравшимся: «Мои друзья, мои соотечественники!», он так описал отступление 1941 и 1942 года:

«Другой народ мог бы сказать правительству: „Вы не оправдали нашего доверия, уходите; мы поставим новое правительство, которое подпишет с немцами мир и даст нам передышку". Но русский народ не пошел этим путем, потому что верил в политику своего правительства. Спасибо тебе, великий русский народ, за доверие!»

Это было последнее признание Сталиным своей способности совершать ошибки и последнее его обращение к народу в качестве главы правительства. (Интересно, что в своем обращении Сталин отдает должное только русскому народу, но не другим национальностям советской империи.) В течение нескольких месяцев Сталин опять вернется на прежний пост Генерального секретаря Коммунистической партии, который станет основой его власти, и его манера обращения к советскому народу вновь включит в себя стандартное коммунистическое «товарищи» - Коммунистической Партии он отдавал исключительные заслуги в деле победы советского народа.

В еще одной основополагающей речи, 9 февраля 1946 года, Сталин определил по-Радок действий на послевоенный период:

«Наша победа означает прежде всего, что победил наш советский общественный строй, что советский общественный строй успешно выдержал испытания в огне войны и доказал свою полную жизнеспособность... [Война показала, что)... советский 0 щественный строй является вполне жизнеспособной и устойчивой формой организации общества по сравнению с несоветским общественным строем...» 8

Описывая причины возникновения войны, Сталин выказал истинно коммунистическую убежденность: война, заявлял он, была вызвана не Гитлером, но порождена самой капиталистической системой:

«Марксисты утверждают, что капиталистическая система мирового хозяйствования с°держит в себе элементы кризиса и войны, что развитие мирового капитализма проводит не по прямой и не в одном направлении, а следует путем кризисов и катастроф. Неравномерное развитие капиталистических стран со временем приводит к Резкому ухудшению отношений между ними, и группа стран, считающих себя обде-

Дипломатия

ленными сырьем и рынками сбыта, обычно пытается изменить подобную ситуацию, изменить положение вещей в свою пользу посредством вооруженной силы» .

Если бы сталинский анализ был верен, то не было бы существенной разницы между Гитлером и союзниками СССР в войне с Гитлером. Новая война рано или поздно становилась неизбежной, и то состояние, в котором находился Советский Союз, представляло собой перемирие, а не настоящий мир. Задача, которую Сталин ставил перед Советским Союзом, была та же самая, что и перед войной: стать достаточно сильными, чтобы превратить неизбежный конфликт в капиталистическую гражданскую войну и отвести удар от коммунистического отечества. Уходит в небытие неясная перспектива мирной передышки и облегчения повседневной участи советских народов. Делается упор на развитие тяжелой промышленности, продолжение коллективизации сельского хозяйства и сокрушение внутренней оппозиции.

Речь Сталина соответствовала стандартному довоенному образцу: она представляла собой катехизис, где Сталин вначале ставил вопросы, а потом отвечал на них. Для потрясенной аудитории рефрен был слишком знаком: пока еще неназванным врагам угрожали уничтожением за попытку помешать строительству социализма. С учетом личного опыта почти каждого советского человека эти заявления вовсе не воспринимались как пустые угрозы. Одновременно Сталин выдвигал новые амбициозные задачи: удесятерить производство чугуна, увеличить в пятнадцать раз выплавку стали и учетверить добычу нефти. «Только в этом случае наша страна будет гарантирована от случайностей. На это, вероятно, уйдет три пятилетки, если не больше. Но это выполнимо, и мы должны это сделать»30. Три пятилетки означали, что никто из уцелевших в период чисток и во время второй мировой войны не дождется нормальной жизни.

Когда Сталин произнес эту речь, министры иностранных дел победоносного союза все еще регулярно встречались, американские войска быстрыми темпами выводились из Европы, а Черчилль еще не произнес свою речь про «железный занавес». Сталин восстанавливал политику конфронтации с Западом, потому что понимал, что сформированная им Коммунистическая партия не устоит в условиях международного и внутреннего окружения, нацеленного на мирное сосуществование.

Не исключено - я даже думаю, наиболее вероятно, - что Сталин не столько специально создавал систему стран-сателлитов, сколько набирал карты-козыри для неизбежного дипломатического противостояния. На деле вызов сталинскому абсолютному контролю над Восточной Европой делался демократическими странами чисто риторически и не воспринимался Сталиным действительно серьезно. В результате этого Советский Союз оказался в состоянии превратить военную оккупацию в сеть режимов-сателлитов.

Реакция Запада на собственную ядерную монополию усугубляла патовую ситуацию. По иронии судьбы ученые, задавшиеся целью предотвратить ядерную войну, начали поддерживать потрясающее предположение, будто бы ядерное оружие якобы не отменяет уроков, преподанных второй мировой войной, а именно того, что стратегические бомбардировки решающим фактором не являются. В то же самое время широчайшим образом распространялась кремлевская пропаганда относительно неизменности стратегической обстановки. Но причина того, что американская военная

Начало «холодной войны»

доктрина 40-х годов соответствовала именно этой точке зрения, имеет под собой также чисто бюрократическое обоснование. Начальники американских военных служб, отказываясь признать один вид оружия решающим, делали свои организации более незаменимыми. В оправдание этого они разработали концепцию, согласно которой ядерное оружие рассматривалось, как просто более мощная и эффективная взрывчатка, которую можно использовать в общестратегических целях на основе опыта второй мировой войны. В период относительно большего могущества демократических стран эта концепция приводила к ложной оценке, будто бы Советский Союз сильнее в военном отношении, поскольку располагает более крупными традиционными вооруженными силами.

Как и в 30-е годы, Черчилль, ныне лидер оппозиции, попытался призвать демократические страны решать насущные задачи. 5 марта 1946 года в городе Фултоне, штат Миссури, он забил в набат по поводу советского экспансионизма3, заявив о «железном занавесе», который опустился «от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике». Советы, сказал Черчилль, установили прокоммунистические правительства в каждой стране, которая была оккупирована Красной Армией, а также в советской зоне послевоенной Германии. При этом он не мог удержаться и не заметить, что наиболее полезная часть последней была передана Советам Соединенными Штатами. В итоге это давало «побежденным немцам обрести возможность выставить себя на аукцион между Советами и западными демократиями».

Черчилль сделал вывод, что необходим союз между Соединенными Штатами и Британским Содружеством наций для того, чтобы отразить надвигающуюся угрозу. Долгосрочным решением, однако, по его словам, является европейское единство, «от которого не может быть навеки отлучена ни одна страна». Черчилль, первый и ведущий оппонент Германии 30-х, стал, таким образом, первым и ведущим защитником "ермании 40-х. Центральной темой Черчилля, однако, было то, что время не на, стороне демократических стран и всеобщего урегулирования надо добиваться как можно скорее:

«Я не верю в то, что Советская Россия жаждет войны. То, чего они хотят, - это плодов войны и безграничного распространения своей власти и своих доктрин. Но ТОдня, пока еще остается время, мы здесь должны рассмотреть возможность перманентного предотвращения войны и создания в самый кратчайший срок условий для свободы и демократии в каждой стране. Наши затруднения и опасения не могут быть Устранены, если мы закроем на них глаза. Они не будут устранены, если мы станем пассивно смотреть, что случится; не будут они и устранены при помощи политики Умиротворения. Необходимо именно урегулирование, и чем дольше оно будет откла-

Ываться, тем более трудным станет и тем большими станут наши опасения»33.

Взывающие к разуму пророки редко почитаются в своем отечестве, ибо их роль переходит пределы опыта и воображения своих современников. Они добиваются при-

нания только тогда, когда их предвидение обращается в опыт, короче говоря, когда Их проницательность уже не дает возможности обрести преимущества. Судьбою Черчилля стало быть отвергнутым своими соотечественниками, за исключением коротко-го времени, когда на карту было поставлено их выживание, В 30-е годы он призывал свою страну вооружаться, в то время как его современники стремились вести перего-

Дипломатия

воры; в 40-е и 50-е он настаивал на дипломатическом противостоянии, в то время как его современники, зачарованные выдуманными ими же представлениями о собственной слабости, были более заинтересованы в накапливании сил.

В конце концов, орбита советских сателлитов формировалась постепенно, причем отчасти по недосмотру. Анализируя речь Сталина, где упоминались три пятилетки, Джордж Кеннан писал в своей знаменитой «длинной телеграмме», как Сталин отреагирует на серьезное давление извне: «Интервенция против СССР, какой бы катастрофической она ни оказалась для тех, кто ее предпримет, вновь задержала бы развитие советского социализма и должна быть предотвращена любой ценой» . Сталин не мог одновременно модернизировать Советский Союз и идти на конфронтацию с Соединенными Штатами. Многократно упоминавшееся в прессе советское вторжение в Западную Европу было всего лишь фантазией; вероятнее всего, Сталин бы отступил перед лицом серьезной конфронтации с Соединенными Штатами - хотя поначалу, конечно, прошел бы определенный путь, чтобы подвергнуть испытанию серьезность решимости Запада.

Сталин сумел навязать Восточной Европе свои границы, не подвергая себя неоправданному риску, поскольку его войска уже оккупировали территории, о которых шла речь. Но когда дело дошло до введения в этих странах режимов советского типа, он оказался более осмотрительным. В первые два послевоенных года только Югославия и Албания установили у себя коммунистические диктатуры. Прочие пять стран, которые позднее стали советскими сателлитами: Болгария, Чехословакия, Венгрия, Польша и Румыния - имели коалиционные правительства, где коммунисты были самой сильной, но не неуязвимой партией. Две из этих стран: Чехословакия и Венгрия - провели выборы в первый же год после войны, и у них была настоящая многопартийная система. Да, конечно, велось систематическое шельмование некоммунистических партий, особенно в Польше, но еще не практиковалось непосредственное их подавление Советами.

Еще в сентябре 1947 года Андрей Жданов, который какое-то время считался ближайшим соратником Сталина, выделял две категории государств, входивших, согласно его терминологии, в «антифашистский фронт» Восточной Европы. В речи, провозглашающей образование Коминформа, официального объединения коммунистически партий мира, ставшего наследником Коминтерна, он назвал Югославию, Польшу, Чехословакию и Албанию «странами новой демократии» (что довольно странно звучало применительно к Чехословакии, где коммунистический переворот еще не свершился). Болгария, Румыния, Венгрия и Финляндия были помещены в другую, пок еще безымянную категорию35.

Означало ли это, что сталинский запасной вариант по Восточной Европе представлял собой предоставление этим странам статуса, аналогичного Финляндии, - Д ^ мократического национального государства, однако с уважением относящегося к с ветским интересам и проблемам? Пока не будут раскрыты советские архивы, м вынуждены довольствоваться догадками и предположениями. Зато мы знаем наверн ка, что когда Сталин заявлял Гопкинсу в 1945 году, что он хочет иметь дружественное, но не обязательно коммунистическое правительство в Польше, его проконсуль на деле занимались абсолютно противоположным. Через два года, когда Амери

Начало «холодной войны»

приступила к осуществлению греко-турецкой программы помощи и стала формировать из трех западных оккупационных зон Германии государство, получившее затем наименование «Федеративная Республика» (см. гл. 18), Сталин имел очередную беседу с американским государственным секретарем. В апреле 1947 года, после восемнадцати месяцев тупиковых по сути и все более острых по форме встреч министров иностранных дел четырех держав и целой серии советских угроз и односторонних шагов, Сталин пригласил Маршалла на встречу, оказавшуюся весьма продолжительной. В ходе ее он подчеркнул, что придает огромное значение всеобъемлющей договоренности с Соединенными Штатами. Тупики и конфронтации, утверждал Сталин, «были лишь первыми незначительными схватками и стычками рекогносцировочных сил» . Сталин заявлял, что компромисс возможен по «всем основным вопросам», и настаивал на том, что «необходимо проявить терпение и не впадать в пессимизм» .

Если Сталин говорил серьезно, то мастер расчетов просчитался. Ибо, коль скоро была уже разрушена вера Америки в его добрую волю, путь назад для него становился тернист. Сталин зарвался, отстаивая свою позицию, ибо никогда не понимал психологии демократических стран, особенно Америки. Результатом стал «план Маршалла», Атлантический пакт и наращивание Западом военных потенциалов, что, безусловно, в его условия игры не входило.

Черчилль почти наверняка был прав: лучшим временем для политического урегулирования был момент сразу же после окончания войны. Пошел бы Сталин на значительные уступки или нет, зависело тогда от правильности выбора времени для переговоров и от серьезности, с которой ему были бы поданы предложения и обрисованы последствия его отказа. Чем скорее бы это состоялось, тем больше были бы шансы на успех при минимальных потерях. По мере ускорения американского ухода из Европы Ухудшалось переговорное положение Запада - по крайней мере, до тех пор, пока не были провозглашены «план Маршалла» и НАТО.

На момент сталинской беседы с Маршаллом в 1947 году советский диктатор обыграл сам себя. Теперь в Америке ему так же не доверяли, как раньше полагались на его добрую волю. Даже если скачок Америки от доброй воли в чистом виде к не-прикрытой подозрительности и был чересчур стремительным, он тем не менее явился отражением новых международных реалий. Теоретически можно "было бы провести консолидацию единого фронта демократических стран и одновременно вести переговоры с Советским Союзом по поводу всеобщего урегулирования. Но американские лидеры и их коллеги в Западной Европе были убеждены, что единство и моральный Уровень Запада чересчур хрупки, чтобы испытывать их двойственно-противоречивой стратегией. Как во Франции, так и в Италии коммунисты являлись второй по величине партией. Федеративная Республика Германии, которая тогда находилась в процессе формирования, разошлась по вопросу, не следует ли ей искать национального единства посредством нейтрализма. В Великобритании так же, как и в Соединенных Штатах, громкий голос движения за мир бросал вызов только что нарождающейся политике «сдерживания».

В радиообращении 28 апреля государственный секретарь Маршалл указал, что Запад прошел точку, за которой уже нет возврата, в своих отношениях с Советским Союзом. Он отверг сталинский намек на компромисс на том основании, что «мы не мо-

Дипломатия

жем игнорировать связанный с этим фактор времени. Восстановление Европы идет гораздо более медленными, темпами, чем мы надеялись. Силы распада действуют вое более явственно. Состояние здоровья больного ухудшается, в то время как домра совещаются. И потому я полагаю, что действие не- может ждать компромисса посредством истощения... Любые возможные действия, способные справиться с этими насущными проблемами, должны быть предприняты незамедлительно» .

Америка предпочла западное единство переговорам Востока с Западом. Другого выбора у нее, по правде говоря, не было, ибо она более не могла рисковать и следовать намекам Сталина. Правда была слишком ясна: он использует переговоры, чтобы подорвать новый международный порядок, который пыталась создавать Америка. Сдерживание стало ведущим принципом западной политики, и оно оставалось таковым на протяжении последующих сорока лет.

1. ИЛЛЮЗИЯ ВСЕМОГУЩЕСТВА

В сентябре 1945 г., подводя итоги участию Соединенных Штатов во второй мировой войне, президент Г. Трумэн заявил в очередном обращении к нации: американцы обладают «величайшей силой и мощью, которых человечество когда-либо достигало»1. В контексте всемирной истории это было прямым преувеличением, в рамках же истории США соответствовало действительности. Никогда в прошлом Соединенные Штаты не достигали такого уровня экономических и военных потенций, никогда их «присутствие» не распространялось так далеко за пределами своих границ, как к концу второй мировой войны. США вышли из войны практически другой страной, их международные позиции кардинально изменились по сравнению с предвоенным периодом, резко возросли имперские амбиции американского правящего класса. Но еще радикальнее изменился мир, в который Соединенные Штаты вступили в 1945 г.2 Война обошла стороной американскую территорию. Единственная из великих держав, участвовавших в войне, Соединенные Штаты не только не пострадали в результате военных действий, но и фактически разбогатели на войне, приумножили свою экономическую и военную мощь.

В 1945 г. их валовой национальный доход возрос более чем в 2 раза по сравнению с 1940 г., общие промышленные мощности увеличились на 40%, свыше 3/4 мировых запасов золота (без СССР) оказались сосредоточенными в США. К концу войны Соединенные Штаты стали сильнейшей военной державой в капиталистическом мире. На 1 сентября 1945 г.

американские вооруженные силы насчитывали почти 12 млн. человек.

Соединенные Штаты монопольно владели новым оружием колоссальной разрушительной силы - атомной бомбой. Мир опоясали сотни американских военных баз, под контролем американской военной машины оказались важнейшие мировые стратегические коммуникации.

Усиление позиций США в капиталистическом мире в конце войны - проявление закона неравномерности развития капитализма, особенно на его империалистической стадии. Эскалация американской мощи шла в значительной степени за счет ослабления других капиталистических стран - как победителей, так и побежденных, резкого снижения их экономических и военных возможностей, их влияния на международной арене. В итоге второй мировой войны рухнул предвоенный баланс сил между великими империалистическими державами. Экономический, а следовательно, политический и военный центр империализма переместился из Европы в Америку. С окончанием второй мировой войны завершился процесс превращения США в главную страну капитализма, занявшую доминирующее положение в капиталистическом мире. Все это и способствовало тому, что на исходе войны правящая элита США пребывала в состоянии своего рода эйфории имперского величия. У нее создалось преувеличенное представление о ресурсах и возможностях страны - психологический комплекс «самонадеянности силы», иллюзия всемогущества3.

Взрывы атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки, осуществленные под занавес войны, явились открытой демонстрацией возросшей мощи США, усиления их гегемонистских притязаний. Экстремистские круги господствующего класса Соединенных Штатов открыто требовали осуществления широкой вненшеполитической экспансии, проведения жесткого курса в отношении революционно-демократических и национально-освободительных сил в мировом масштабе. Быстро набирала силу идеологическая концепция, обозначившая XX век «американским веком». В обстановке укоренившихся представлений о безграничных возможностях США эта концепция стала восприниматься в Вашингтоне как конкретная внешнеполитическая программа 4.

Однако уже в начале послевоенного периода возникло постоянно усиливающееся противоречие между имперскими устремлениями Соединенных Штатов и возможностями их реализации в стремительно развивающемся мире. Столкнувшись с подобной ситуацией и намереваясь преодолеть это противоречие, американский империализм сделал ставку на антикоммунизм и политику с «позиции силы». Реакционные круги США стремились ревизовать итоги второй мировой войны, ослабить Советский Союз, остановить развитие мирового революционного процесса.

Вследствие влияния на внешнюю политику страны военных кругов у правящей элиты возникла милитаристская психология, имеющая тенденцию искать силовые, а не политические решения международных проблем. В результате дипломатия Вашингтона все чаще стала подменяться «демонстрацией мощи», а внешняя политика сводиться к сколачиванию военных блоков. В то же время под влиянием милитаризации мышления в столице США укоренилось ставшее затем привычным нежелание видеть на международной арене равных партнеров.

Формирование внешнеполитического курса США в послевоенные годы совпало со сменой вахты в Вашингтоне. В сложный период перехода от войны к миру у руля государственного корабля оказался новый президент - Г. Трумэн, деятельность которого означала ревизию политики Рузвельта в ряде ее важных аспектов.

Начиная с весны 1945 г. маятник политического механизма США медленно, но неудержимо клонился вправо. Либеральные деятели, окружавшие Ф. Д. Рузвельта, довольно быстро исчезли из вашингтонских «коридоров власти». 1 июля 1945 г. вместо Э. Стеттиниуса на пост государственного секретаря был назначен бывший сенатор, член Верховного суда Дж. Бирнс. Новая администрация отличалась от предществующей прежде всего своими внешнеполитическими взглядами. Представление Трумэна о месте и роли США в окружающем мире сводилось к мессианско-гегемонистской концепции в духе Pax Americana. «Хотим мы этого или не хотим, мы обязаны признать, что одержанная нами победа возложила на американский народ бремя ответственности за дальнейшее руководство миром»,-заявил новый президент 19 декабря 1945 г.5 Рядом акций администрация Трумэна стремилась приспособить внешнеполитический курс к этой доктрине. Развертывание антикоммунистической кампании, шовинистическая ориентация на «мировое лидерство» должны были, по ее расчетам, обеспечить достаточную степень внутренней стабильности для осуществления широкой экспансионистской внешнеполитической программы.

2. ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА Стремление разговаривать с Советским Союзом языком силы существовало в антикоммунистических кругах «большого бизнеса», среди газетных магнатов типа Херста, консервативных политиков, прямых антисоветчиков и профашистов в течение всей войны, но активно стало проявляться к ее концу, когда исход борьбы против фашистских держав благодаря победам СССР не вызывал сомнения. В самом рузвельтовском окружении имелись лица (У. Леги, Дж. Форрестол и др.), поддерживавшие проведение политики «жесткости» по отношению к военному союзнику США.

Характерно, что уже летом 1944 г. посольство США в Москве сообщало в Вашингтон о якобы произошедшем «изменении» отношения советского руководства к сотрудничеству с США, что в правительстве СССР наметилась «тенденция против сотрудничества». Посольство настаивало на изменении американской политики, подчеркивая, что Советский Союз «неверно интерпретирует» ее как «знак слабости» США6. Советник посольства Дж. Кеннан в письме своему коллеге Ч. Болену риторически вопрошал: почему американцы должны ассоциировать себя с советской внешнеполитической программой, «столь враждебной интересам атлантического содружества в целом... и всему, что мы должны сохранить в Европе?» 7.

Позднее, на склоне лет, Дж. Кеннан не раз и не два сетовал на опрометчивость решений Вашингтона в политике относительно СССР в сложный период перехода от войны к миру и на свою роль в этом вопросе. Но тогда (после 1944 г.) он, по собственному свидетельству, считал, что «не только наша политика по отношению к России, но и наши планы и обязательства в целом, касавшиеся создания послевоенного мира, базировались на опасном непонимании личных качеств, намерений и политического положения советских лидеров»8. В сущности, так оно и было, но не в том смысле, как это понимал Кеннан.

Характерно, что сторонники ревизии внешней политики США в отношении СССР, делая упор на будто бы «изменившийся курс» СССР, руководствовались вполне практическим мотивом: доказать, что у Америкиде нет иной альтернативы, кроме «жесткости». Несомненно, этот пропагандистский маневр оказывал влияние, в том числе и на многих сторонников сотрудничества с СССР.

Однако нельзя забывать, что весной 1945 г. вашингтонская администрация ввиду продолжавшейся войны не только в Европе, но и в Азии настоятельно нуждалась в советской военной помощи и потому не была готова осуществить в полном объеме рекомендации сторонников «жесткого» курса. Весьма важно и то, что в рассматриваемый период на всех уровнях американского общества - и в политических кругах, и в кругах общественности, и особенно в самой гуще народа США - существовалосильное, подкрепленное совместным участием в антифашистской войне стремление к сотрудничеству с СССР. Смерть Рузвельта изменила ситуацию лишь в небольшом сегменте социально-политической структуры страны. Но это был нервный центр власти - правительство военного времени, обладавшее большими возможностями для оказания влияния на общественное мнение.

Говоря о переходе США от сотрудничества к конфронтации с СССР, видный американский специалист по международным отношениям Г. Моргентау сводил проблему к «отказу от традиционной дипломатии». После смерти Рузвельта, писал он, в США «не осталось ни личности, ни группы, способной создавать и поддерживать тот сложный и деликатный механизм, с помощью которого традиционная дипломатия обеспечивала мирную защиту и реализацию национальных интересов» 9. Кеннан (уже в мемуарах) отмечал, что беда заключалась в чрезмерной милитаризации внешней политики США (и Запада в целом) 10. Все эти факторы, несомненно, имели место. Но главное состояло в том, что при такой постановке вопроса причины и следствия поменялись местами. Гораздо ближе к истине американский историк Д. Флеминг, который, связывая возникновение «холодной войны» с политическими решениями Вашингтона, писал, что действия Трумэна «перечеркнули годы работы Рузвельта...

когда были заложены основы взаимопонимания с советскими руководителями» 11.

Определенное влияние на изменение политического климата в Вашингтоне оказал У. Черчилль, взявший на себя роль внешнеполитического наставника «новичка» Трумэна. Черчилль убеждал Трумэна не ослаблять военной мощи страны в целях укрепления «позиции силы» в отношении СССР. Во время переговоров представителя Трумэна Дж. Дэвиса с У. Черчиллем в Лондоне в мае 1945 г. британский премьерминистр настойчиво проводил мысль о том, чтобы войска США не уходили из Европы, считая, что их присутствие может быть использовано для дипломатического торга с СССР 12.

В отличие от Рузвельта Трумэн с готовностью выслушивал советы о необходимости «твердости» по отношению к советскому союзнику. Он заявлял, что «не боится» (?!) русских, поскольку, как он считал, Советский Союз «нуждается в нас больше, чем мы в нем», подчеркивая, что его администрация рассчитывает на 85-процентное удовлетворение своих требовании к СССР.

20 апреля 1945 г. на совещании в Белом доме Трумэн подчеркнул: «Я намереваюсь быть твердым в моих отношениях с Советским правительством» 13. Гегемонистский подход в решении международных проблем быстро набирал силу в американской столице.

Следует отметить, что на совещании 23 апреля военный министр Г. Стимсон рекомепдовал проявить осмотрительность относительно перехода к «жесткому курсу». Он напомнил присутствующим членам кабинета, что по «большинству военных вопросов... Советское правительство выполняло свои обязательства и что военные власти Соединенных Штатов привыкли полагаться на него». В действительности, говорил Стимсон, советские руководители «делали больше, чем обещали». До того как принимать окончательное решение, он предлагал выяснить мотивы советской политики в Восточной Европе: «...возможно, русские более реалистически, чем мы, относятся к своей безопасности». Без понимания мотивов СССР, подчеркивал Стимсон, «мы встанем на опасный путь» 14. Генерал Маршалл со своей стороны заявил, что «возможность разрыва с Россией очень серьезна», в то время как Соединенные Штаты «рассчитывают на советское участие в войне с Японией в удобное для нас время» 15.

Однако верх взяла противоположная точка зрения. Дж. Форрестол высказался за немедленный «разговор без обиняков» с СССР. Трумэн поддержал эту линию 16.

Сразу после этого совещания Трумэн встретился с народным комиссаром по иностранным делам СССР В. М. Молотовым. Президент в резких словах выразил неудовольствие политикой СССР в Восточной Европе, прежде всего в Польше, требуя создания там правительства, угодного США17. Как позднее свидетельствовал У. Леги, присутствовавший на встрече, «прямой язык (Трумэна.- Авт.) не был смягчен вежливыми дипломатическими выражениями» 18.

Этот «прямой язык» - точнее, полная бесцеремонность и цинизм - становится одной из характерных черт «трумэновской дипломатии». Беседуя 19 мая 1945 г. с Г. Гопкинсом перед поездкой последнего в Москву в качестве личного представителя президента в связи с подготовкой Берлинской (Потсдамской) конференции, Трумэн заметил, что Гопкипс волен употреблять в разговорах с советскими руководителями либо дипломатический язык, либо «бейсбольную биту» 19. Внимательно следивший за переменами в Белом доме сенатор-республиканец А. Ванденберг, выразитель настроений реакционных кругов, зафиксировал в дневнике 24 апреля: «Умиротворение России, проводившееся Ф. Д. Рузвельтом, закончилось» 20. Под «умиротворением» Ванденберг понимал взаимовыгодное сотрудничество в войне с фашизмом. Именно от сотрудничества в Вашингтоне решили отказаться в пользу политики с «позиции силы» и военного шантажа.

Едва завершилась война в Европе, как Трумэн без каких-либо объяснений распорядился прекратить поставки Советскому Союзу по лендлизу, что противоречило предварительной договоренности о поставках на следующий год на сумму около 1 млрд. долл. Это было демонстративным актом экономического давления на союзника21. Однако попытки разговаривать с СССР «языком силы» натолкнулись на решительную и твердую позицию СССР. Вместе с тем Советское правительство продолжало линию на сотрудничество с США, подтвержденную на встрече И. В. Сталина и Г. Гонкинса в Москве, на конференциях в Сан-Франциско, в Потсдаме. Несмотря на прекращение поставок по ленд-лизу, Советское правительство в послании Г. Трумэну от 11 июня 1945 г. выразило благодарность за эти поставки в годы войны и уверенность, что «упрочившиеся за время совместной борьбы связи менаду Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки будут и дальше успешно развиваться на благо наших народов и в интересах прочного сотрудничества между всеми свободолюбивыми народами» 22.

Заняв жесткую позицию в отношении СССР, правительство Трумэна явно переоценивало свои возможности и недооценивало возможности Советского Союза. В правящих кругах Вашингтона господствовало убеждение, что в результате огромных разрушений и значительных людских потерь во время войны Советская страна не сможет противостоять американскому диктату. По словам американского историка У. Уильямса, внешнеполитические эксперты США считали, что «возможности, открывавшиеся... в связи с опустошенностью России, можно и должно использовать, дабы обеспечить Америке доминирующую роль во всех решениях, касающихся послевоенного мира» 23. На совещании в Белом доме 20 апреля 1945 г. настойчиво подчеркивали, что «позиция твердости» не слишком рискованна, поскольку-де Советский Союз «нуждается в нашей помощи в своей программе реконструкции»24. Заблуждение, что «русские нуждаются в нас более, чем мы в них», разделяли многие члены кабинета. Отсюда - стремление строить отношения с СССР не на основе взаимной договоренности, компромисса, а на основе силового давления.

Информация о подходящих к концу работах по созданию атомной бомбы оказывала серьезное влияние на внешнеполитический курс Белого дома. 25 апреля на приеме у президента Стимсон назвал приблизительную дату, когда атомная бомба будет готова,- 1 августа 1945 г. При этом военный министр рекомендовал «отложить любое обострение отношений с Россией до тех пор, пока атомная бомба не станет реальностью и пока мощь ее не будет наглядно продемонстрирована... Страшно вступать в игру с такими высокими ставками в дипломатии без козырной карты в руках»,-подчеркивал он. Не отвергая в принципе «атомной дипломатии», Стимсон вместе с тем не верил, что новое оружие может вынудить Советский Союз принять американские условия при решении спорных международных проблем. К тому же он считал и сообщил об этом Трумэну, что США не смогут долго «удержать монополию на бомбу» 25.

Показательно, что придерживавшийся в целом той же позиции советник Стимсона Г. Дорр в меморандуме от 8 июня 1945 г. поставил под сомнение тезис о «советской угрозе», выдвинутый буржуазной печатью.

Отметив, что «характер социалистической экономики представляется менее агрессивным, чем капиталистической», Дорр писал: предлагаемая политика в отношении СССР будет рассматриваться советским народом сквозь призму опыта интервенции и «санитарного кордона», что не может не осложнить советско-американских отношений26. И другие здравомыслящие американцы, причастные к работе правительственных ведомств, с тревогой отнеслись к перспективе серьезного кризиса в отношениях между СССР и США в связи с намерением воинствующих противников «духа Ялты» прибегнуть к атомному шантажу. Важно подчеркнуть также, что ряд ведущих американских ученых, вошедших в Комитет по изучению последствий использования атомного оружия, обратились 11 июня 1945 г. к правительству США с призывом проявить благоразумие - отказаться от планируемого внезапного атомного удара по японским городам или же дать возможность японцам эвакуировать пасе97 ление из соответствующих районов.

Однако в правительственных кругах «атомное мышление» возобладало eще до испытания атомной бомбы. Новое оружие рассматривалось ими не только в плане применения его против Японии, но и как средство давления на СССР, установления глобального преобладания США в послевоенном мире 28. В апреле 1945 г., в период принятия важнейших решений о политике США в отношении СССР, Дж. Бирнс сообщил президенту, что новое оружие «будет столь мощным, что потенциально сможет смести с лица земли целые города и убивать людей в беспрецедентных масштабах». Он также добавил, что, по его мнению, «бомба создаст нам возможность диктовать условия мира в конце войны» 29. Со своей стороны Трумэн рассматривал бомбу как «атомную дубинку» против СССР 30.

После демонстрации американской ядерной мощи в Хиросиме и Нагасаки атомная карта становится одним из «аргументов» американских политиков. 6 августа 1945 г. президент Трумэн подчеркнул намерение США единолично сохранять контроль над атомным оружием в целях «поддержания всеобщего мира». 30 октября того же года генерал Дж. Паттон подтвердил, что Соединенные Штаты должны оставаться «вооруженными и в полной готовности» 31. Против кого? В условиях военного поражения фашистской Германии и милитаристской Японии ответ напрашивался сам собой.

В кулуарах американской столицы высшие должностные лица без тени смущения называли будущего противника в «третьей мировой войне». Уже 18 сентября 1945 г. Объединенный комитет начальников штабов одобрил директиву 1496/2 «Основа формулирования военной политики», где СССР был назван в качестве противника США. При этом директива исходила из положения о нанесении Соединенными Штатами «первого удара» в возможной войне против СССР. Директива Объединенного коми тета военного планирования 432/Д от 14 декабря 1945 г. гласила: «Единственным оружием, которое США могут эффективно применить для решающего удара по основным центрам СССР, является атомная бомба» 32. Американские военные в качестве первостепенной задачи выдвигали достижение абсолютного военного превосходства над СССР 33.

Милитаристские настроения в Вашингтоне, прорываясь наружу, принимали характер откровенного шантажа СССР. В конгрессе США раздавались заявления о способности американской авиации «сбросить атомные бомбы на любую точку земной поверхности и вернуться на базы» 34, хотя реальные возможности США далеко не соответствовали этим расчетам. Английские исследователи послевоенной истории Соединенных Штатов подчеркивали: «Ядерному мифу широко верили, но в действительности атомных бомб было слишком мало, они были неточны, чересчур слабы и неудобны, чтобы дать возможность США доминировать над Советским Союзом» 35.

Разумеется, психическая атака на СССР не имела успеха. Но «атомная дипломатия» оказала отрицательное воздействие на международную обстановку в целом. Она вызвала, как и следовало ожидать, гонку вооружений. В меморандуме президенту от 11 сентября 1945 г. военный министр Г. Стимсон подчеркивал: при отсутствии партнерства с СССР на базе сотрудничества и доверия неизбежно соперничество в области вооружений, в особенности из-за недоверия, вызываемого подходом США к решению проблемы атомной бомбы. «Ибо, если мы не обратимся к русским (в целях решения проблемы атомного оружия.- Авт.), а просто будем вести с ними переговоры, самодовольно придерживая в руках это оружие, их подозрения и недоверие относительно наших намерений усилятся» 36. Этим предупреждениям не вняли в ближайшем окружении Трумэна. Предложения Стимсона были отвергнуты под предлогом, что США не должны «делиться бомбой» с СССР. Кое-кто осторожно высказал согласие с Г. Стимсоном. Но обсуждение ни к чему не привело.

21 сентября Стимсон ушел в отставку. Объединенный комитет начальников штабов вынес рекомендацию о сохранении правительством США «всех существующих секретов относительно атомного оружия» 37.

В 1946 г. конгресс принял закон Мак-Магона о создании объединенной комиссии по контролю над атомной энергией. Процесс производства атомной бомбы объявлялся государственной тайной, обмен атомной информацией с другими странами запрещался.

В стремлении сохранить монополию в области ядерного оружия американское правительство пыталось поставить под свой контроль основные природные источники урановой руды, лишить другие государства (в первую очередь СССР) их законных прав использовать атомную энергию по своему усмотрению. Такова была одна из главных целей плана Ачесона - Лилиенталя - Баруха («план Баруха»), внесенного США 14 июня 1946 г. на рассмотрение Комиссии ООН по атомной энергии.

Вместе с тем правительство США не считало себя связанным в производстве, накоплении и совершенствовании атомного оружия 38.

19 июня 1946 г. Советский Союз предложил на рассмотрение Комиссии ООН по атомной энергии проект международной конвенции «О запрещении производства и применения оружия, основанного на использовании атомной энергии, в целях массового уничтожения». Конвенция предусматривала обязательство ни при каких обстоятельствах не применять атомного оружия, запретить его производство и хранение, уничтожить все запасы такого оружия. Одновременно СССР предложил установить контроль за использованием ядерной энергии лишь в мирных целях.

Предложение СССР открывало пути для решения проблемы ядерного оружия, его запрет избавлял человечество от страшной угрозы. Однако Соединенные Штаты, используя имевшееся в то время у них большинство голосов в органах ООН, сорвали принятие советского предложения 39.

Столь же негативную позицию заняли Соединенные Штаты и по вопросу о прекращении гонки вооружений, о разоружении, к чему призывал Советский Союз. На I сессии Генеральной Ассамблеи ООН в 1946 г.

советская делегация выдвинула предложение о всеобщем сокращении вооружений и вооруженных сил. В советском проекте резолюции указывалось, что «осуществление решения о сокращении вооружений должно включать в качестве первоочередной задачи запрещение производства и использования атомной энергии в военных целях» 40. Принятие советского предложения позволило бы укрепить международную безопасность, исключить войну из жизни общества. Американская дипломатия блокировала решение этой первостепенной задачи.

Пытаясь продвинуть дело разоружения, правительство СССР осенью 1948 г. предложило на III сессии Генеральной Ассамблеи ООН в качестве первого шага сократить на треть в течение года все сухопутные, морские и воздушные силы пяти держав - постоянных членов Совета Безопасности: СССР, США, Китая, Великобритании и Франции. Предлагалось одновременно запретить атомное оружие как оружие агрессии.

Предусматривалось также учредить международный контрольный орган в рамках Совета Безопасности41. Однако занятая наращиванием силового (ядерного) превосходства, администрация Трумэна не пожелала связывать себе руки в эскалации новейших вооружений.

Развязывая гонку вооружений, правительство США рассчитывало ее выиграть. 19 октября 1945 г. президент заявил журналистам, что лишь Соединенные Штаты обладают материальными ресурсами и организационными способностями производить атомную бомбу и в случае соперничества «останутся впереди» 42. «Мы должны считаться опекунами этой новой силы».-подчеркивал Трумэн43. Однако, как признавалось в американских официальных документах, даже в период монополии на атомное оружие США никогда не достигали такого уровня, который «обеспечивал бы наверняка победу» с помощью только лишь атомной бомбы44.

И все же вопреки здравому смыслу влиятельные представители военных и политических кругов в Вашингтоне не исключали идеи превентивной войны против СССР. Американское военное командование приступило к составлению планов такой (по существу, третьей мировой) войны практически еще до окончания второй мировой войны. В ноябре 1945 г.

Объединенный разведывательный комитет США наметил 20 советских городов в качестве объектов, пригодных для атомной бомбардировки. По свидетельству американского исследователя М. Шерри, тщательно изучившего документы военного ведомства США, комитет рекомендовал предпринять атомную атаку против СССР даже в случае, «если успехи противника в области промышленного развития или науки дадут основание предположить приобретение им способности к нападению в конечном итоге на США или же к обороне против нашего нападения» 45.

То, что превентивная ядерная война мыслилась в Вашингтоне как «приемлемое средство политики», показывает секретный документ Объединенного комитета начальников штабов от 27 марта 1946 г. «Наше правительство,- декларировалось в документе,- должно оказывать давление, чтобы возникающий спорный вопрос мог быть быстро решен политическими средствами, осуществляя в то же время все приготовления, чтобы при необходимости нанести первый удар»46. Всего до 1948 г.

в Соединенных Штатах было разработано более 10 планов военного нападения на СССР с использованием ядерного оружия (под кодовыми названиями «Тоталити», «Чариотир», «Когвилл», «Ганпаудер». «Даблстар».

«АВС-101», «Дуалпзм» и др.). Планы первого удара, внезапного атомного нападения на СССР разрабатывались под аккомпанемент шовинистических пропагандистских кампаний47, хотя, как писал тот же М. Шерри, командование вооруженных сил США признавало, что «Советский Союз не представляет собой непосредственной угрозы» 48.

До конца 40-х годов американская стратегия, питаемая иллюзиями о «неуязвимости» США, исходила из представления о возможности победы над СССР в глобальной войне и была сориентирована на создание военно-воздушного и ядерного превосходства. Это означало, что внешнеполитические доктрины Соединенных Штатов в послевоенный период приняли характер военных доктрин.

3. ПЕРВЫЕ ШАГИ К «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЕ» «К концу 40-х годов,-писал американский историк Г. Ходжсон,- Соединенные Штаты приняли на себя ответственность „лидера свободного мира", иными словами, оказания влияния на политическую эволюцию как можно большей части земного шара, насколько позволит их гигантская мощь. В результате... Америка стала имперской державой, конечно, нового типа, но тем не менее ориентированной на интервенцию»49.

Заявка Вашингтона на «руководящую роль» в мире - своего рода «тотальный глобализм» - требовала мобилизации огромных ресурсов, использования широкого спектра военных и политических мер: стратегических баз, военных союзов, экономической и военной помощи входящим в орбиту США государствам, политической, идеологической и военной интервенции, пропаганды. И тем не менее при всей кажущейся безграничности возможностей США в 1945 г. бремя «руководства» миром с самого начала оказалось для Вашингтона непосильным грузом. Цели политики не соответствовали имевшимся в наличии возможностям. Динамичные силы создавали преграду курсу США на глобальную гегемонию. Ей противостояло могущество Советского Союза, революционная и национально-освободительная борьба народов, сопротивление демократических кругов общественности США.

Общее настроение американского народа также мало благоприятствовало агрессивному курсу Вашингтона. По словам Дж. Бирнса, «в результате страданий и жертв в общем деле Советский Союз имел тогда в США депозит доброй воли, равный, если не превышающий, депозита любой другой страны» 50. По данным общественного опроса в сентябре 1945 г., 54% американцев высказались в пользу сотрудничества с СССР и лишь 30% -против51. Экспансионистская программа США наталкивалась на препятствия и за рубежом.

Большое влияние на мировое общественное мнение, в том числе на общественное мнение в США. оказывала миролюбивая внешняя политика СССР. Советское правительство выступало за продолжение и развитие сотрудничества с США в деле послевоенного устройства мира исходя из решений Крымской (Ялтинской) и Берлинской (Потсдамской) конференций. Советский Союз добивался того, чтобы обеспечить всем народам прочный, справедливый и демократический мир. После окончания войны перед СССР и США, как и другими участниками антигитлеровской коалиции, встала задача мирного урегулирования с бывшими союзниками гитлеровской Германии - Италией, Финляндией, Румынией, Болгарией и Венгрией. Согласно решению Потсдамской конференции составление проектов договоров с этими странами было возложено на Совет министров иностранных дел (СМИД) СССР, США, Великобритании и Франции.

Уже на 1-й сессии СМИД в Лондоне (11 сентября - 2 октября 1945 г.) проявились противоположные позиции СССР и западных держав в подходе к проблеме послевоенного устройства Европы.

Советский Союз стремился к тому, чтобы мирные договоры с бывшими союзниками Германии способствовали укреплению европейской безопасности и в то же время обеспечили этим странам возможность демократического развития. США и другие западные державы пытались затормозить социально-политические процессы, повернуть вспять народно-демократические революции в Болгарии, Венгрии и Румынии. Представители США и Англии использовали мирные переговоры в целях вмешательства во внутренние дела указанных стран, устранения демократических правительств, восстановления отвергнутых народами этих стран порядков.

Советский Союз твердо выступал в защиту их суверенитета, против посягательств на независимое развитие народов. Работа Лондонской сессии СМИД была фактически сорвана США. Правительство Трумэна решило перенести обсуждение договоров на мирную конференцию со значительным числом участников, где оно располагало большинством голосов.

Придерживаясь принципа согласованной политики великих держав - участниц антигитлеровской коалиции, правительство СССР выступило с конструктивной инициативой. Во время встречи И. В. Сталина с А. Гарриманом 24 и 25 октября 1945 г. советская сторона предложила вновь созвать Совет министров иностранных дел для выработки проектов мирных договоров до созыва мирной конференции. Советская сторона подчеркнула, что после такой конференции текст мирных договоров должны определить державы, подписавшие условия перемирия с соответствующими государствами52. США и Англии пришлось уступить. Саботаж мирного урегулирования не удался.

С 16 по 26 декабря 1945 г. в Москве состоялось совещание министров иностранных дел СССР, США и Великобритании. Было достигнуто соглашение о прекращении гражданской войны в Китае, объединении и демократизации этой страны под руководством национального правительства и выводе советских и американских войск из Китая в возможно кратчайший срок. Решения Московской конференции предусматривали также создание временного демократического правительства Кореи и учреждение Дальневосточной комиссии из представителей 11 стран для определения политической линии в отношении Японии. Учреждался Союзный совет для Японии из представителей США, СССР, Китая, одного члена совета, представляющего одновременно Англию, Австралию, Новую Зеландию и Индию 53.

На совещании в Москве были обсуждены также вопросы подготовки мирных договоров с пятью бывшими союзниками Германии. Во время переговоров представители США и Англии продолжили попытки вмешиваться во внутренние дела Румынии и Болгарии, требуя реорганизации правительств в этих странах путем включения деятелей из реакционных партий. Советское правительство отклонило эти домогательства. Вместе с тем благодаря усилиям советской стороны была найдена основа для компромисса. В результате США и Англия сняли возражения относительно проектов мирных договоров с Румынией и Болгарией. Советская сторона пошла навстречу США в вопросе о составе мирной конференции54. В период переговоров в Москве Советское правительство в послании президенту США от 23 декабря подчеркнуло, что в общем оно смотрит оптимистически на результаты происходящего обмена мнениями по актуальным международным проблемам и надеется, что это откроет дальнейшие возможности в деле согласования политики обеих стран по другим вопросам55.

Договоренность в Москве шла вразрез с желаниями тех кругов в США, которые ратовали за «жесткий» курс. Часть буржуазной прессы США охарактеризовала позицию американской делегации в Москве как «умиротворение» СССР56. Нападкам тогдашних «ястребов» подвергся глава делегации Дж. Бирнс. Дж. Форрестол, Д. Ачесон и другие считали выработанные им инструкции по некоторым вопросам «более либеральными, чем принятая президентом линия» 57. В сущности, данный эпизод говорил об обострившемся соперничестве в правительственных кругах в условиях, когда проявление «большей твердости» по отношению к СССР стало мерилом политической благонадежности. При встрече с государственным секретарем Трумэн объявил, что тот не информировал его достаточно полно о переговорах в Москве58. В специальном меморандуме президент подчеркнул, что «устал нянчиться с Советами» и что в делах с СССР необходимы «железный кулак и решительный язык» 59.

На Парижской мирной конференции (29 июля - 15 октября 1946 г.) американская делегация вновь предприняла попытки вмешиваться во внутренние дела восточноевропейских стран. 27 августа Дж. Бирнс в беседе с представителями Болгарии потребовал изменения состава правительства страны. Западными делегатами было внесено предложение о создании некоего «европейского суда прав человека», что, по существу, было направлено на легализацию вмешательства Запада в дела других стран. Все эти домогательства были отвергнуты СССР.

10 февраля 1947 г. в Париже были подписаны мирные договоры с Италией, Финляндией, Румынией, Болгарией и Венгрией. Условия договоров, не навязывая этим странам какого-либо определенного общественного и политического устройства, открывали возможности для их развития по демократическому пути. В конечном счете проблемы мирного урегулирования были решены согласованно, хотя и после упорной борьбы, на основе сотрудничества держав антигитлеровской коалиции, учета интересов европейской безопасности и в духе принципов мирного сосуществования государств с различным общественным строем.

В ряде выступлений и заявлений руководителей Советского правительства была изложена развернутая программа мирных отношений между государствами на основе равноправия и сотрудничества, которая сопровождалась конкретными действиями СССР в духе выдвинутых им предложений. Принятый Верховным Советом СССР пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства на 1946-1950 гг. красноречиво говорил о миролюбии Советской страны, ее стремлении поддерживать дружественные, взаимовыгодные отношения со всеми странами, в том числе, естественно, и с союзниками по антигитлеровской коалиции.

Возможности продолжения сотрудничества между СССР и США были налицо. Но устремления Вашингтона были иными. В американской столице дули ветры «холодной войны». Стремясь воздействовать в нужном им русле на общественное мнение страны, правящие круги интенсивно применяли пропаганду в качестве инструмента внешней политики. Частично раскрывая смысл использования средств массовой информации в интересах «холодной войны», влиятельный журналист С. Сульцбергер писал 21 марта 1946 г. в «Нью-Йорк тайме»: «Инерция просоветских настроений, возникших в ходе войны в целях поддержки Великого Союза, продолжала упорно действовать и с наступлением мира. Это обстоятельство затрудняло для администрации проведение жесткой политики, требуемой в настоящее время. Поэтому... и была начата кампания в целях достижения подходящего психологического баланса общественного мнения, что позволило бы правительству занять более твердую линию».

Идеям мира, социального прогресса и сотрудничества американская реакция противопоставила свою контридеологию - антикоммунизм. После окончания второй мировой войны эта «эрзац-идеология» заняла доминирующее положение во внутри- и внешнеполитической жизни США.

Культивируя миф о «советской угрозе», нагнетая атмосферу международной напряженности, антикоммунистическая пропаганда была рассчитана на то, чтобы убедить общественное мнение примириться с внешнеполитическими авантюрами правительства якобы во имя «национальной безопасности». В то же время лидеры США нуждались в «идеологии на экспорт» для маскировки экспансионистского внешнеполитического курса.

Центральной мишенью «психологической войны», развязанной сторонниками политики с «позиции силы», стал Советский Союз. Характерно, что еще в военные годы важные секторы американского пропагандистского аппарата (газеты Херста, Маккормика, Паттерсона, Скрипс-Горварда, журналы «Сэтердей ивнинг пост», «Ридерс дайджест» и др.) не прекращали кампанию по раздуванию ненависти к СССР. После войны кампания нагнетания напряженности в отношениях с СССР проходила под лозунгом «Прекратить умиротворение России» 60. Сенатор Дж. Истленд 4 декабря 1945 г. объявил, что Германия была защитницей Запада от «восточных орд» в течение 2 тыс. лет. Теперь, когда преграда пала, они беспрепятственно «шествуют по дорогам западной цивилизации». Американский народ, продолжал он, «должен понять, что Россия является...

агрессивной нацией» 61.

Политическая атмосфера в США менялась молниеносно. Антикоммунистическая кампания быстро набирала темп и, захватив ведущие средства массовой информации, способствовала формированию в американском обществе своего рода «психологического антикоммунистического комплекса». Население подвергалось «облучению» антикоммунизмом не только со страниц реакционной прессы, но и по радио, телевидению.

В ход была пущена продукция Голливуда, массовая «популярная» литература. Началось создание специальных отраслей буржуазного обществоведения - «советологии», «марксологии» и других, обслуживавших антисоветскую пропаганду.

5 марта 1946 г. в Фултоне (штат Миссури) в присутствии президента США Г. Трумэна находившийся уже в отставке У. Черчилль произнес речь о «железном занавесе», вызвавшую новую волну антикоммунистической кампании в США. Объявив, что на страны Восточной и ЮгоВосточной Европы якобы опустился «железный занавес» и что «христианская цивилизация» оказалась под угрозой со стороны СССР, Черчилль призвал к военному союзу между США и Великобританией.

Фултоновская речь, по сути дела, была призывом развернуть «крестовый поход» против социализма, интенсифицировать борьбу против прогрессивных сил во имя «спасения западной демократии» 62.

Тезисы Черчилля были созвучны взглядам Трумэна, хотя последний категорически отрицал, что предварительно ознакомился с речью. Сторонники «жесткого» курса настойчиво требовали использовать монополию США на атомную бомбу для давления на СССР. Бывший американский посланник в Болгарии Дж. Эрл заявил в марте 1946 г., что Советскому Союзу необходимо предъявить ультиматум: «Отойти к своей территории (?!) -и в случае отказа применить атомную бомбу, пока он еще не создал ее»63. 10 июля 1946 г. на атолле Бикини были осуществлены первые послевоенные испытания атомных бомб.

23 июля 1946 г. вице-президент Г. Уоллес писал президенту о своей озабоченности в связи с растущей в США «уверенностью о начале новой войны» и гонкой вооружений64. В сентябре 1946 г. он выступил с речью в Мэдисон-сквер гарден в Нью-Йорке, предварительно показав ее Трумэну, который, не читая, одобрил ее. В выступлении Уоллес подчеркнул: «„Позиция твердости" ничего не даст, поскольку, если мы станем тверже, русские ответят тем же... Действительный мирный договор, в котором мы нуждаемся,- это мирный договор между Соединенными Штатами и Россией». На следующий день журналисты спросили Трумэна, отражает ли речь Уоллеса политику администрации. Ничего не подозревавший Трумэн ответил утвердительно. Комментируя ситуацию, известный журналист Дж. Рестон писал в «Нью-Йорк тайме»: «М-р Трумэн, кажется, единственное лицо в столице, которое думает, что предложения м-ра Уоллеса „соответствуют" точке зрения м-ра Трумэна и м-ра Бирнса».

Находившийся в Париже государственный секретарь Бирнс потребовал отставки Уоллеса65. Так считал и сам президент. Отставка Уоллеса 20 сентября 1946 г. подвела окончательную черту, отделившую «эру Рузвельта» от «эры Трумэна».

4. «ДОКТРИНА ТРУМЭНА» И «ПЛАН МАРШАЛЛА» Оказавшись перед лицом быстро развивающегося процесса революционных перемен в мире, лидеры США избрали стратегическую внешнеполитическую линию, направленную на слом сложившегося в результате войны соотношения сил, на «оттеснение» Советского Союза, прогрессивных сил с занимаемых ими позиций и установление мировой гегемонии США. Эта линия получила название политики «сдерживания коммунизма» и стала официальным внешнеполитическим курсом трумэновской администрации, найдя свое наиболее известное выражение в «доктрине Трумэна» и «плане Маршалла». В теоретическом плане стратегия «сдерживания» строилась на геополитических тезисах, постулирующих «традиционную борьбу» континентальных и морских держав66. В идеологическом отношении «сдерживание» опиралось на антикоммунизм и антисоветизм. Выдвижение концепции «сдерживания» определялось стремлением Вашингтона применить комплексный метод давления на СССР - военного, экономического и идеологического.

Стратегия «сдерживания» была предложена советником посольства США в Москве Дж. Кеннаном. 22 февраля 1946 г. он направил в Вашингтон «длинную телеграмму» в 8 тыс. слов, в которой рекомендовал «сдерживать советское давление» применением «контрсилы» в различных «постоянно перемещающихся географических и политических точках».

Концепция Кеннана исходила из ошибочного понимания сущности и целей Советской страны и серьезной недооценки ее возможностей. Кеннан приписывал внешнеполитическому курсу СССР совершенно несвойственные ему агрессивные мотивы. В частности, он утверждал, будто Советский Союз «фанатически» стремится к уничтожению «нашего традиционного образа жизни». Поэтому, заявлял Кеннан, Соединенные Штаты не могут надеяться на «политическую интимность» с советским строем. Они должны рассматривать Советский Союз не как партнера, а как соперника на внешнеполитической арене. «Советская власть,- утверждал американский дипломат,- непроницаема для логики разума, но очень чувствительна к логике силы». Поэтому, делался вывод, чтобы заставить СССР отступить, необходимо осуществлять давление с «позиции силы». В целом, как считал тогда Кеннан, СССР «в сравнении с Западом - все еще слабейшая сторона», советское общество «экономически уязвимо», а также «имеет некоторые врожденные пороки», которые в конце концов приведут к ослаблению общего потенциала СССР. Отсюда следовало, что "США могут без особых опасений проводить политику «твердого сдерживания» 67.

Идея «сдерживания» не мыслилась Кеннаном в категориях пассивной политики «удерживания рубежей», как пытались представить критики его концепции, находившиеся на крайне правом фланге политического спектра. «Соединенные Штаты,-утверждал Кеннан,-вполне способны своими действиями повлиять на внутреннее развитие как России, так и всего международного коммунистического движения». Конечно, было бы.

преувеличением считать, развивал он свою мысль, что американская политика единолично может «решать вопрос о жизни и смерти коммунистического движения и привести к быстрому падению Советской власти в России». Но Соединенные Штаты, по его мнению, могут усиливать давление на внутренние процессы в СССР и таким путем «содействовать тенденциям, которые в конечном счете приведут либо к распаду, либо к постепенному размягчению советской мощи» 68.

Внешнеполитический диагноз и рецепты Кеннана имели головокружительный успех в Вашингтоне, поскольку совпали с преобладавшим политическим пастроением в столице. Заместитель государственного секретаря Д. Ачесон приветствовал послание Кеннана «как великолепное» 69. Высшие должностные лица Вашингтона, начиная с президента, так же как и сотни офицеров вооруженных сил (последние по особому приказу Дж. Форрестола, вскоре ставшего министром обороны), тщательно изучали меморандум Кеннана.

Год спустя «анализ» Кеннана, переработанный в статью «Истоки советского поведения», был анонимно опубликован в журнале «Форин афферс». Позднее автор пытался снять с себя ответственность за рекомендованный курс. В мемуарах он писал: то, что «я подразумевал, говоря; о сдерживании советской мощи, было не сдерживание военными средствами военной угрозы, а политическое сдерживание политической угрозы» 70. В конце 70-х годов Дж. Кеннан вновь заявил: статья в «Фории афферс» «приобрела некую прискорбную известность и с тех пор преследует меня по пятам, как верное, но нежелательное и даже определенна затрудняющее мою жизнь животное»71. Однако в 1946 г., разъясняя; свою позицию, Кеннан говорил о необходимости «сдерживать (СССР.- Авт.) как в военном, так и в политическом отношениях на протяжении; длительного времени в будущем» 72. В результате «сдерживание» стало» расхожим термином в устах тех политиков и военных, которые стояли за конфронтацию с СССР.

Популярность идеи «сдерживания» среди тогдашних «ястребов» объясняется в первую очередь тем, что доктрина Кеннана политически ж идеологически «рационализировала», иными словами, «оправдывала» и обосновывала «жесткую» политику относительно социалистических стран.

Игнорируя исторический опыт сотрудничества с СССР, концепция «сдерживания» изображала Советский Союз как государство, «ориентированное на достижение безопасности только в упорной, смертельной борьбе" за тотальное уничтожение соперничающей державы, и никогда - путем соглашения или компромиссов с ней»73. Как писал американский исследователь Э. Марк, доктрина «сдерживания» постулировала не только военную конфронтацию с СССР, но и «уничтожение Советской власти» 74.

Касаясь стратегии «сдерживания», нельзя, однако, сказать, что теория здесь опередила практику. Скорее, наоборот. Как уже отмечалось, еще в 1945 г. в Вашингтоне разрабатывались планы атомной войны против СССР. Идеологически-пропагандистский смысл концепции «сдерживания» заключался в том, чтобы запугать население США «коммунистической угрозой» и тем предотвратить критику глобально-гегемонистского курса администрации. Как подчеркивал американский политолог Дж. Суомли, «холодная война и мнимая угроза советского контроля над миром создавали политическую и „моральную" возможность для Соединенных Штатов направлять свою мощь в различные части планеты под предлогом „опережения" коммунистической мощи». С помощью мифа о «советской угрозе» американскому народу навязали «воинскую повинность в мирное время, НАТО и другие военные союзы, военно-промышленный комплекс и огромные налоги для удовлетворения его требований» 75.

Стратегия «сдерживания» придавала внешней политике США характер «крестового похода» не только против СССР, но и социального прогресса в целом. Избрав своей целью применение идеологического, политического, экономического и в конечном счете военного давления в тех регионах, которые будут сочтены в Вашингтоне «коммунистически уязвимыми», правительство США, по существу, присваивало себе функции мирового жандарма. Политика «сдерживания» означала реставрацию старой империалистической идеи «санитарного кордона», в ней проявилось стремление США к диктату и гегемонизму, замаскированное лозунгом борьбы против мнимой «советской угрозы».

24 сентября 1946 г. специальный помощник президента К. Клиффорд после совещания с государственными деятелями США подготовил доклад «Американская политика в отношении Советского Союза». В докладе подчеркивалась «необходимость» указать Советскому правительству, что Соединенные Штаты располагают достаточной мощью «для быстрого сокрушения СССР в войне». Война против СССР, разъяснялось в документе, будет «тотальной» в куда «более страшном смысле, чем любая прежняя война, и поэтому должна вестись постоянная разработка как наступательных, так и оборонительных видов вооружений». В докладе предлагалось, чтобы любые переговоры с СССР о разоружении велись «медленно и осторожно, постоянно имея в виду, что предложения о запрещении применения атомного оружия и наступательных видов вооружения дальнего действия значительно ограничат мощь Соединенных Штатов» 7б.

6 марта 1947 г. президент Трумэн объявил, что конфликт с коммунизмом непримирим и что «американская система сможет выжить, лишь став мировой системой» 77. Эта линия была поддержана консервативными силами в обеих партиях, превратившись в «двухпартийную политику». 10 марта в речи в Чикаго видный деятель республиканцевДж. Ф. Даллес потребовал принятия «энергичных мер», чтобы «сдержать в терпимых рамках советский динамизм» 78. В качестве важной политической акции в подготовке системы антисоветских военных блоков в Вашингтоне была провозглашена «доктрина Трумэна».

Поводом для объявления новой доктрины было формальное уведомление (21 февраля 1947 г.) британским министерством иностранных дел государственного департамента о неспособности Англии осуществлять «свою долю ответственности» в Греции и Турции. В ответ на это правительство США заявило о своей заинтересованности в стратегическом положении Турции и Греции и предприняло ряд дипломатических и военных мер.

Для осуществления крупномасштабной внешнеполитической акции США в ход был пущен тот же миф о «коммунистической угрозе».

27 февраля 1947 г. лидеры конгресса, приглашенные в Белый дом, были информированы Трумэном и государственным секретарем Дж. Маршаллом, что в случае бездействия США влияние СССР «распространится на Европу, Средний Восток и Азию» 79. Выступивший на заседании заместитель госсекретаря Д. Ачесон патетически воскликнул: «Времени нет для сдержанной оценки», поскольку «весьма вероятный прорыв Советов (на Ближний Восток.-Авт.) откроет для советского проникновения целых три континента. Как гнилое яблоко в корзине заражает все остальные, так и Греция заразит Иран и весь Восток... Африку... Италию и Францию... Со времен древнего Рима и Карфагена мир не видел такой поляризации сил» 80.

Поддержка конгрессом идеи экспорта контрреволюции была полной.

Греция стала экспериментальным полем для апробирования универсального принципа глобального интервенционизма США81. Но чтобы повлиять на общественное мнение, требовались более сильные средства воздействия, чем декларация Белого дома. По словам председателя сенатской комиссии по иностранным делам сенатора Ванденберга, у президента не имелось иной альтернативы, как «напугать страну» 82.

Объявление «доктрины Трумэна» осуществлялось по всем правилам психологического воздействия на общественное мнение. 12 марта 1947 г.

на объединенном заседании конгресса президент потребовал принять «быстрые и решительные меры», чтобы воспрепятствовать «расширению» коммунизма на Ближнем Востоке, и в частности ассигновать 400 млн. долл. для военной и экономической «помощи» Греции и Турции, а также направить в эти страны американские военные и иные миссии. До апреля 1948 г. США израсходовали в Греции и Турции 337 млн. долл., большую часть - на военные цели. Американская военная миссия в Греции насчитывала 527 человек, в Турции - 41083.

«Доктрина Трумэна» не исчерпывалась этими конкретными мерами.

Многозначительно подчеркнув, что в нынешний момент мировой истории «каждый народ должен выбрать между двумя противоположными образами жизни», президент США официально объявил: политикой Соединенных Штатов должна быть политика поддержки «свободных народов», оказывающих «сопротивление попыткам подчинения вооруженному меньшинству или внешнему давлению» Е4. По сути дела, под «вооруженным меньшинством» в Белом доме подразумевали прогрессивные силы, боровшиеся порой с оружием в руках в послевоенные годы против попыток реакции восстановить свои поколебленные или разгромленные в ходе войны позиции. Иными словами, США произвольно присваивали себе «право» поддерживать реакцию против прогрессивных сил, где бы ни возникло столкновение между ними, т. е. в мировом масштабе, «право» вмешиваться во внутренние дела других стран85.

Давая оценку действиям правительства в Восточном Средиземноморье, министр обороны Дж. Форрестол заявлял, что американская «поддержка Греции и Турции явится пробным подготовительным шагом к осуществлению других, гораздо более важных экономических и политических актов в различных зонах земного шара» 86. Уже во время обсуждения в Белом доме «доктрины Трумэна» были сделаны предложения (Д. Эйзенхауэром и др.) о необходимости оказания «помощи» другим странам, «сопротивляющимся коммунистическому проникновению»87.

Следующим за «доктриной Трумэна» наиболее серьезным шагом в практическом осуществлении стратегии «сдерживания» был «план Маршалла» для Европы.

Западноевропейский регион занимал первостепенное место в военностратегических и политических планах Вашингтона. Правительство Трумэна унаследовало «приоритет Европы» от предшествующей администрации. Политический и военный контроль над Западной Европой открывал двери для американской экономической экспансии в данном регионе. Эта часть континента представлялась также важным плацдармом в военно-экономическом противоборстве с СССР. Практическим результатом многих планов и расчетов администрации Трумэна была политика «стабилизации» Европы, под которой понималось укрепление позиций капиталистической системы, буржуазных порядков, блокирование радикальных социальных сдвигов на континенте. Характерно, что уже в мае 1945 г. в Белом доме рассматривалась задача предохранения западноевропейских стран «от революции или коммунизма». 5 июня того же года Трумэн заявил, что не намеревается выводить американские войска изЕвропы. «Мы заинтересованы в восстановлении Европы, и на этот раз.

не последует никакого отказа от наших обязательств» 88.

Одним из первых мероприятий «помощи» Европе был 3750-миллионный долларовый заем Великобритании в 1946 г. Другие европейские страны также получали те или иные займы по различным каналам. Так,.

по статье «управление и помощь в зонах оккупации» Западной Германии было выделено 2 млрд. долл. 89 Однако экономическое положение в странах Западной Европы неуклонно ухудшалось (частично из-за военной разрухи, частично из-за систематического сокращения их золотых и валютных резервов). В этих условиях в апреле 1947 г. государственный секретарь Дж. Маршалл объявил, что «восстановление Европы происходит медленнее, чем ожидалось. Дезинтеграционные силы становятся1 все очевиднее. Больной гибнет в то время, как доктора раздумывают...».

8 мая заместитель госсекретаря Ачесоп, выступая в Кливленде, утверждал: одной из главных целей политики Соединенных Штатов является стремление использовать свои экономические и финансовые ресурсы для укрепления политических институтов «свободного мира». «Это необходимо,- заявил он,- для нашей национальной безопасности» 90.

5 июня 1947 г. государственный секретарь выступил в Гарвардском университете. Дж. Маршалл нарисовал мрачную картину «расстройства всей структуры европейской экономической жизни». Краски были достаточно сгущены, чтобы оттенить «спасительный» характер американской акции. Маршалл предложил оказать европейским странам помощь «с целью восстановить экономику во всем мире так, чтобы возникли политические и социальные условия», при которых могут существовать, «свободные нации». Государственный секретарь особо подчеркнул, чтополитика США не направлена против какой-либо страны или доктрины и что программа американской «помощи» должна быть согласованной рядом, если не всеми европейскими нациями91. Это заявление была тактическим маневром, предпринятым после критики общественным мнением многих стран откровенно антикоммунистического характера «доктрины Трумэна» 92.

Главный вопрос, который дебатировался в Вашингтоне, заключался в том, как, исключив СССР, втянуть в «план Маршалла» страны Восточной Европы. «Это был рассчитанный риск,- свидетельствовал участник политических совещаний по „плану Маршалла" П. Нитце,- поскольку на той стадии мы действительно не знали, что делать, если бы русские присоединились» 93. Правительство Трумэна стремилось изолировать от СССР и вернуть на капиталистический путь развития ряд государств Восточной и Юго-Восточной Европы.

19 июня 1947 г. Советскому правительству было адресовано предложение принять участие в совещании министров иностранных дел СССР,Великобритании и Франции в связи с «планом Маршалла». Расчет США на то, что Советский Союз отклонит приглашение и тем продемонстрирует свое «нежелание» сотрудничать, обернулся просчетом. 22 июня правительство СССР выразило согласие принять участие в совещании трех держав. В директивах Советского правительства своей делегации указывалось: «При обсуждении любых конкретных предложений, касающихся американской помощи Европе, советская делегация должна возражать против таких условий помощи, которые могли бы повлечь за собой ущемление суверенитета европейских стран или нарушение их экономической самостоятельности» 94.

На совещании в Париже (27 июня-2 июля 1947 г.) предложения министров иностранных дел Великобритании и Франции сводились к попыткам способствовать установлению контроля США над развитием национальных экономик европейских стран. Советская делегация подчеркнула, что осуществление англо-французских предложений приведет к тому, что американские кредиты будут служить не экономическому восстановлению Европы, а использованию одних европейских стран против других во имя выгоды держав, стремящихся к господству. Предложения СССР были основаны на уважении суверенитета всех европейских государств 95.

Тактическая линия американской дипломатии не имела успеха: кроме СССР, в «плане Маршалла» на предложенных условиях отказались участвовать Албания, Болгария, Венгрия, Польша, Румыния, Чехословакия, Югославия и Финляндия. Американская программа охватила 16 западноевропейских государств, представлявших лишь половину населения Европы. США навязали такой порядок, что каждая страна-получатель «помощи» должпа была представлять подробные отчеты о состоянии экономики, о валютных резервах и т. п. Западноевропейские правительства 22 сентября 1947 г. сообщили США о своих нуждах: 29 млрд. долл. на период 1948-1952 гг. В Вашингтоне эту цифру сочли чрезмерной. В послании конгрессу о «помощи» «свободным нациям» Европы 19 декабря 1947 г. Трумэн просил об ассигнованиях 17 млрд. долл. Призывая конгресс одобрить ассигнования, президент прямо связал проблему «восстановления Европы» с сохранением «цивилизации, на которой основывается американский образ жизни» 96.

Монополии США поддержали «план Маршалла». Промышленники и бизнесмены, выступившие в качестве «свидетелей» в комиссиях конгресса, подтвердили, что «план Маршалла» поможет не только Европе, но и американской экономике, даст ей необходимый «толчок». Представитель ультраправых сенатор Дж. Маккарти требовал, чтобы на каждый потраченный доллар Соединенные Штаты получали его эквивалент в виде стратегических материалов и военных баз97. В обстановке антикоммунистической кампании, развернувшейся в США после февральских событий 1948 г. в Чехословакии, конгресс 3 апреля принял «план Маршалла».

Комментируя этот акт, «Нью-Йорк тайме» 4 апреля писала: «То, что предполагалось как мера по экономической помощи Европе, незаметно превратилось почти что в военную меру в целях противодействия русскому влиянию».

Подписав «закон о помощи иностранным государствам», Трумэн назначил администратором по его осуществлению крупного промышленника П. Гоффмана. Американский администратор получил полномочия прекратить «помощь», если государство-получатель будет вести торговлю с СССР и с государствами народной демократии сырьем и товарами, признанными в США «стратегическими». «Маршаллизованные» страны включались в замкнутую экономическую сферу, где преобладание США было неоспоримым. Американскому экспорту открывались широкие возможности на западноевропейских рынках.

Помощь США по «плану Маршалла» была обставлена тяжелыми условиями. Экономические и политические дивиденды, полученные США,.

были весьма значительны. Еще в ноябре 1947 г. на заседании кабинета Дж. Маршалл заявил, что цели американского плана «с этого момента.

будут заключаться в восстановлении баланса сил как в Европе, так и в Азии». В этой связи присутствовавший на заседании Дж. Форрестол повторил «свою просьбу пересмотреть уровни промышленного производства в Японии и Германии». Позднее Форрестол отмечал, что при осуществлении американской политики «следует действовать примерно в следующем порядке: достичь экономической стабильности, затем политической и после этого - военной» 98.

Убеждая конгресс вотировать суммы по «плану Маршалла», Дж. Форрестол и его коллега К. Ройялл в качестве неотразимого аргумента привели следующее соображение: «Если Соединенные Штаты не осуществят план Маршалла, им придется потратить столько же или даже больше1 денег на усиление своей военной готовности»99. «План Маршалла» закладывал экономические основы для восстановления военного потенциала в Западной Германии. В конце декабря 1951 г. «план Маршалла» был заменен законом о взаимном обеспечении безопасности. В отношении Японии правительство США приняло отдельную программу «помощи».

Вскрывая истинные цели «плана Маршалла», делегация СССР в сентябре 1947 г. на II сессии Генеральной Ассамблеи ООН указала: «Становится все более очевидным для всех, что проведение в жизнь „плана Маршалла" будет означать подчинение европейских стран экономическому и политическому контролю со стороны США и прямое вмешательство последних во внутренние дела этих стран. Вместе с тем этот план являлся попыткой расколоть Европу на два лагеря и завершить с помощью» Великобритании и Франции образование блока ряда европейских стран, враждебного интересам демократических стран Восточной Европы, и в первую очередь Советского Союза» 100.

Так оно и получилось. В результате осуществления «плана Маршалла» весь механизм американо-западноевропейских отношений чрезвычайно упростился. «Маршаллизованные» страны практически стали превращаться в клиентов США. Дипломатия была заменена инструкциями изВашингтона, а американские послы стали напоминать не то римских проконсулов, не то надсмотрщиков над правительствами, при которых они.

были аккредитованы. Ослабление экономических, политических и морально-психологических барьеров против американской экономической и политической экспансии вело к «американизации» Западной Европы, а это, в свою очередь, к нарушению традиционных исторических и географических связей между европейскими странами, во многих случаях в ущерб развитию национальных культур. Западная Европа все больше привязывалась к США в целях более полного использования ее экономического и военного потенциала в глобальной стратегии Вашингтона.

5. «ГЛОБАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ».

НАТО В русле усилий по осуществлению политики «глобальной ответственности» в США создавался военно-политический истэблишмент, приспособленный к ведению «холодной воины» в целях, как формулировалось в правительственных документах США, достижения «фундаментальных изменений в советской системе» 101. В 1946-1948 гг. в Вашингтоне прошла серия политических реорганизаций, оказавших воздействие на изменение традиционных американских институтов и процессов управления страной. Переориентация на «глобальную ответственность» изменила механизм выработки внешнеполитического курса.

Вторжение военных в сферу внешней политики усиливалось. Генералы в военной форме и без нее становились главами американских посольств и миссий. Они оказывали значительное влияние на оккупационную политику США в Германии, Японии и Австрии. Боссы обеих главных партий пристально приглядывались к известным военным деятелям в поисках перспективных кандидатов на предстоящих выборах.

Активизация роли военных во внешней политике символически под черкивала милитаризацию подхода США к международным делам. Профессиональная ориентация военных на силу способствовала созданию у руководящих кадров дипломатического ведомства особой милитаристской психологии, что в условиях международной напряженности приводило к весьма опасной ситуации: грань между «холодной» и «горячей» войной; становилась чрезвычайно зыбкой. Характерно, что весной 1948 г. проявились симптомы серьезного психического расстройства у министра обороны Форрестола. Недуг министра не был секретом для его сослуживцев и президента. Но 1948 год был годом президентских выборов, и мотивы отставки одного из видных деятелей правительства могли бы неблагоприятно повлиять на шансы Трумэна. Вплоть до 1 марта 1949 г. психически неполноценный человек руководил одним из наиболее важных: министерств страны102.

В директиве Совета национальной безопасности 20/1 от 18 августа1948 г. констатировалось наличие «политической войны» между Соединенными Штатами и Советским Союзом. При этом правительству рекомендовалось выдвинуть в отношении СССР «даже сейчас, во время мира», цели более воинственные и определенные, чем те, которые ему «когда-либо приходилось формулировать даже в отношении Германии или Японии в предвидении реальной войны с этими странами». Цели, как они формулировались в документе, были следующими: «уменьшить мощь и влияние Москвы» и «осуществить коренные изменения в теории и практике советской внешней политики». И далее: «Речь идет прежде всего о том, чтобы сделать Советский Союз слабым в политическом, военном и психологическом отношениях». В директиве СНБ 20/4 выдвигалась задача ликвидации Советской власти в интересах «безопасности» США103. Параллельно в США шло наращивание военной мощи и разрабатывались варианты массированного атомного удара против СССР104.

Антикоммунизм стал главной статьей американского идеологического экспорта. Поскольку США не удалось предотвратить переход ряда стран Центральной и Юго-Восточной Европы на позиции социализма, была активизирована политика, направленная на искусственное создание трудностей для социалистического строительства в этих странах и на реставрацию в них капитализма. После провала попыток повернуть вспять развитие социального прогресса в Чехословакии в феврале 1948 г., спровоцированных н поддержанных Западом, конгресс США 1 марта 1948 г.

принял решение о запрещении экспорта «стратегических товаров» в Чехословакию и ряд других стран Центральной и Юго-Восточной Европы, а Международный банк реконструкции и развития отказался предоставить Чехословакии заем 105.

В мае 1949 г. в целях активизации идеологических и иных диверсий против социалистических государств на средства, предоставленные американскими монополиями, был создан так называемый Комитет Свободной Европы. На совещании глав представительств США в странах Восточной и Юго-Восточной Европы в октябре 1949 г. была выдвинута задача поощрения любых раскольнических движений в этих странах 106.

Намного усилились меры экономического давления, а также психологической войны против социалистических государств. В докладе СНБ президенту от 8 декабря 1949 г. подчеркивалась необходимость «устранения советского влияния в Восточной Европе» 107.

Огромные ресурсы широко использовались Соединенными Штатами для вмешательства во внутренние дела капиталистических стран в целях предотвратить в них радикальные перемены. «Есть одна вещь, которой Соединенные Штаты придают большее значение, чем сохранение мира,- это свобода предпринимательства»,- объявил еще в апреле 1946 г. Трумэн 108. Прибегая к экономическому и политическому давлению, различным видам идеологических диверсий, используя ЦРУ, реакционную верхушку АФТ-КПП, другие каналы, Вашингтон повсюду поддерживал правые, антикоммунистические силы. Эти методы широко применялись во время всеобщих выборов 1948 г. в Италии, когда в американской столице практически не скрывали, что в случае победы в этой стране левых сил последует государственный переворот, а ЦРУ пустило в ход все средства психологического давления, чтобы добиться желаемого для США исхода голосования 109. Большие усилия прилагались для раскола международного профсоюзного движения. В 1949 г. руководство американских профсоюзов разорвало связи со Всемирной федерацией профсоюзов, активно поддержало «план Маршалла» и создание Североатлантического" союза (НАТО) 110.

Взяв на себя роль гаранта и охранителя капиталистической системы, США в этих целях приступили к созданию военно-политических пактов, охватывавших важнейшие стратегические зоны земного шара. Первым звеном в осуществлении этих планов было «наведение порядка» в регионе, который американский империализм издавна рассматривал как СБОКУ вотчину,- в Латинской Америке.

Еще в мае 1946 г. Трумэн призвал страны Западного полушария к военному сотрудничеству. 2 сентября следующего года на конференцииминистров иностранных дел американских государств в Рио-де-Жанейро был подписан Договор об обороне Западного полушария, обязывающий стороны оказывать взаимную помощь в целях отражения «угрозы» международного коммунизма». 30 апреля 1948 г. в результате реорганизации Панамериканского союза была создана политическая группировка стран Западного полушария - Организация американских государств (ОАГ).

Распространение стратегии «сдерживания» на Латинскую Америку привело к активизации антикоммунистической кампании и к серии карательных акций против национально-освободительного движения в странах региона. США поощряли приход к власти проамериканских диктаторских режимов (в Перу, Венесуэле, Колумбии и т. д.). В то же время участилась традиционная для Соединенных Штатов практика вооруженных интервенций. В 1947 г. американская пехота была переброшена в Парагвай для подавления восставшего народа. В результатев стране была установлена военная диктатура. В послевоенный период усилилось экономическое проникновение США в латиноамериканские" страны. В 1948 г. частные инвестиции США в Латинской Америке достигли 4,7 млрд. долл.

Политика Вашингтона по сколачиванию военно-политического блокав Европе прошла несколько этапов. Основная идея заключалась в «атлантизации» Западной Европы, т. е. изоляции ее от восточной части континента и установлении в ней американской гегемонии, закрепленной экономически «планом Маршалла» и в военном отношении - пактом с США.

Одним из неизменных элементов этого плана было настойчивое стремление использовать военно-экономический потенциал Западной Германии? как опору предполагаемого пакта. «Без Германии,- разъяснял в мемуарах Трумэн,- оборона Европы являлась бы арьергардной операцией на берегах Атлантического океана» 111. Говоря об обороне, президент прибегал к обычному словесному камуфляжу. Цели США были совсем иные..

Параллельно с «атлантизацией» Западной Европы осуществлялась «атлантизация» Западной Германии, направленная на срыв совместной союзнической политики в Германии, изъятие западных зон оккупации из-под четырехстороннего союзнического контроля. Эта акция Вашингтона первоначально имела и антифранцузскую направленность. 2 октября 1945 г. американский генерал Л. Клей говорил начальнику Советской военной администрации в Германии (СВАГ) генералу В. Д. Соколовскому: «Если французы будут слишком... противиться созданию центральных немецких департаментов, он предложит... создать такие департаменты для двух зон - американской и советской, тогда другим волей-неволей придется присоединиться112» .

Предложение об образовании центральных административных департаментов для трех или двух зон было внесено США в Контрольный Совет в ноябре 1945 г. Советская сторона высказалась против, поскольку это противоречило принципу четырехстороннего управления Германией, обращения с ней как единым целым. Па 2-й сессии СМИД в Париже (май-июль 1946 г.) СССР предложил создать общегерманское правительство, а в качестве переходной меры - центральную администрацию Германии. Это предложение было отвергнуто западными державами.

2 декабря 1946 г. правительства США и Великобритании подписали соглашение об объединении своих зон оккупации Германии (Бизония).

Созданию Бизоний сопутствовали действия западных оккупационных властей, направленные на срыв Потсдамских соглашений о демилитаризации и демократизации Германии. На заседаниях Контрольного Совета, сессиях Совета министров иностранных дел четырех держав СССР неоднократно указывал на конкретные акты саботажа правительствами США, Великобритании и Франции согласованных в Потсдаме мероприятий. По предложению Советского Союза проблема выполнения решений о демилитаризации Германии была рассмотрена на Московской сессии СМИД в марте-апреле 1947 г., где министры западных держав признали «медлительность» реализации этих решений в своих зонах. Контрольному Совету была дана директива завершить демилитаризацию в кратчайшие сроки. Однако в западных оккупационных зонах данная директива не выполнялась, так же как остались без последствий дальнейшие настойчивые попытки Советского правительства добиться полного осуществления союзнических соглашений о демилитаризации Германии. Причина заключалась в стремлении США и их западных партнеров сохранить материально-техническую базу возрождения германского милитаризма. Вместе с тем военные администрации США, Англии и Франции в своих зонах ставили препоны подлинной демократизации, поддерживая правые, консервативные силы.

В начале 1947 г. США и Великобритания перевели расчеты торговли Бизоний с другими зонами с марок на доллары, иными словами, поставили внутригерманскую торговлю на межгосударственный уровень.

В середине этого же года для двух зон был образован обособленный немецкий административный аппарат. Советский Союз выступил против этих сепаратных действий. На сессии СМИД в Москве (март-апрель 1947 г.) Советское правительство предложило немедленно учредить общегерманские административные департаменты, разработать временную демократическую конституцию, провести во всех зонах свободные выборы и на этой основе сформировать временное общегерманское правительство. США, а также Англия и Франция отклонили данные предложения.

К этому времени в Вашингтоне усилились тенденции к созданию отдельного германского государства из трех западных зон, что выразилось в публикации 18 марта 1947 г. доклада Г. Гувера с рекомендацией осуществить указанную акцию. На Московской сессии СМИД государственный секретарь Маршалл объявил, что США «не считают необходимым проведение выборов для образования временного правительства» Германии 113.

Советская сторона на Лондонской сессии СМИД в ноябре-декабре 1947 г. вновь попыталась убедить западные державы придерживаться согласованных соглашений относительно Германии, предложив совместно принять меры к созданию центрального германского правительства и ускорить процесс мирного урегулирования с Германией на основе решений Ялтинской и Потсдамской конференций. Позиция правительств США, Великобритании и Франции сорвала достижение соглашения по обсуждавшимся проблемам. Более того, по инициативе США в первой половине 1948 г. западные державы приняли решение о создании Федеративной Республики Германии. В июне 1948 г. в Западной Германии и Западном Берлине была осуществлена сепаратная денежная реформа.

Это был запланированный удар по экономическому единству Германии.

В августе 1948 г. французская зона была включена в Бизонию. Темп оформления западного германского государства, форсируемого Вашингтоном, стремительно возрос. С сентября 1948 г. в Бонне начал действовать Парламентский совет для выработки конституции. 8 мая 1949 г. конституция была принята, а затем одобрена главнокомандующими войск трех западных держав в Германии.

Сепаратные действия США и их союзников, нарушавшие соглашения, принятые в Ялте и Потсдаме, вызвали обострение обстановки в Европе.

Используя в качестве предлога меры, принятые Советской военной администрацией для защиты интересов жителей Восточной Германии, Соединенные Штаты и их союзники занялись нагнетанием военной истерии.

Стремясь к смягчению международной напряженности, правительство СССР всемерно содействовало заключению соглашения по Западному Берлину. Оно было достигнуто 5 мая 1949 г. в результате переговоров между правительствами четырех держав в Нью-Йорке. На 6-й сессии СМИД в Париже в конце мая 1949 г. переговоры были продолжены. Советская сторона предложила создать Общегерманский государственный совет, а также восстановить единство Берлина, нарушенное сепаратными действиями Запада. В результате последовательной позиции СССР, направленной на выработку согласованных решений, была достигнута договоренность о расширении экономических отношений и нормализации транспортного сообщения между восточной и западными зонами оккупации.

Появившиеся возможности решения одного из кардинальных вопросов европейской и международной безопасности были отброшены западными державами. Вашингтон и его партнеры развернули курс на создание атлантического военного блока с участием Западной Германии.

19 января 1948 г. директор отдела по европейским делам госдепартамента США Дж. Хикерсон выдвинул предложение о создании странами Западной Европы пакта, по образцу Договора Рио-де-Жанейро, к которому присоединились бы США. 11 марта британский министр иностранных дел Бевин предложил Вашингтону план создания «европейской системы безопасности» с американским участием. 12 марта последовал позитивный ответ Маршалла относительно создания «системы атлантической безопасности» 114.

17 марта 1948 г. в Брюсселе был подписан Договор об экономическом, социальном и культурном сотрудничестве и коллективной самообороне между Великобританией, Францией, Бельгией, Нидерландами и Люксембургом (Западный союз). В тот же день президент Трумэн официально обещал Западному союзу полную поддержку США 115. Несколько ранее, в ноте от 6 марта 1948 г., Советское правительство предупреждало, что наряду с «планом Маршалла» Брюссельский пакт противопоставляет Западную Европу Восточной и ведет к политическому расколу континента. В ноте подчеркивалось, что политика Западного союза «заключает в себе опасность превращения западной части Германии в стратегическую базу для будущей агрессии в Европе» 116.

4 мая 1948 г. американское правительство через своего посла в Москве У. Б. Смита заявило правительству СССР, что действия Вашингтона по сколачиванию пактов являются политикой «самозащиты» и «ответом» на установление народно-демократического строя в ряде восточноевропейских стран. В заявлении содержалось предложение об обсуждении и урегулировании разногласий между СССР и США. Советское правительство отвело «объяснение» Вашингтоном американской политики, подчеркнув, что именно она порождает международную напряженность. Вместе с тем правительство СССР выразило согласие приступить к переговорам с целью улучшить советско-американские отношения 117.

Советское правительство положительно оценило обращение Г. Уоллеса к И. В. Сталину, в котором высказывалось пожелание о достижении договоренности между СССР и США в области всеобщего сокращения вооружений и запрещения всех средств массового уничтожения, о ликвидации иностранных военных баз, о невмешательстве во внутренние дела других государств, о заключении мирных договоров с Германией и Японией, о выводе войск из Китая и Кореи, о развитии международной торговли и др. В советском ответе на обращение Уоллеса указывалось, что «программа Г. Уоллеса могла бы послужить хорошей и плодотворной базой» для соглашения между СССР и США, и подчеркивалась убежденность Советского правительства в возможности и необходимости мирного сосуществования стран с различными общественными системами 118.

Американское правительство вскоре фактически дезавуировало собственное предложение о переговорах. Касаясь предложений Уоллеса, госдепартамент объявил, что они не могут служить предметом двустороннего обсуждения между СССР и США119. Тем временем правительство США включило своих наблюдателей во все органы Западного союза и установило непосредственную связь с его военным комитетом.

Вашингтон рассматривал Западный союз как зародыш более широкой военно-политической организации, включающей США. Уже 23 марта 1948 г. был рассмотрен вопрос о присоединении к Брюссельскому договору Западной Германии, ряда других европейских стран 120. Оставалось обойти препятствие - глубоко укоренившуюся в стране со времен Вашингтона, Джефферсона и Линкольна традицию неучастия Соединенных Штатов в постоянных военных и политических союзах с государствами Европы. Для подготовки общественного мнения к изменению одного из кардинальных принципов американской внешней политики 11 июня 1948 г. сенатом была принята «резолюция Ванденберга», ратующая за участие Соединенных Штатов «в региональных и других коллективных соглашениях» 121.

Идея Североатлантического пакта была реализована на двухпартийной основе. Вскоре после этого заместитель государственного секретаря Р. Ловетт начал секретные переговоры с послами стран Брюссельского пакта и с Канадой 122. К сентябрю 1948 г. было выработано соглашение о включении в будущий блок не только «североатлантических» государств, но также Италии и Португалии. Военно-политическая группировка создавалась не на региональной, «атлантической», как утверждала западная пропаганда, а на социально-классовой основе.

4 апреля 1949 г. в Вашингтоне представители 12 стран (США, Канады, Великобритании, Франции, Италии, Бельгии, Нидерландов, Люксембурга, Норвегии, Дании, Португалии и Исландии) подписали Североатлантический пакт 123.

Несмотря на демагогические заявления о «чисто оборонительном» характере нового блока, он был направлен против СССР, других стран, ставших на путь строительства новой жизни. НАТО, по существу, закрепляла раскол Европы, опутывала своих членов узами зависимости от США, превращала их в плацдарм для американских военных баз, для подрывной деятельности против стран социализма. Обязательства сторон были сформулированы таким образом, что предоставляли Вашингтону практически свободу действовать по своему усмотрению в случае возникновения военного конфликта. Как подчеркнул государственный секретарь Ачесон, «решение вопроса о том, какая мера необходима, естественно, будет приниматься в соответствии с положениями нашей конституции» 124.

Давая оценку НАТО в период ее подготовки, Советское правительство подчеркивало: «Североатлантический договор не имеет ничего общего с Целями обороны государств - участников договора, которым никто не угрожает и на которые никто не собирается нападать. Наоборот, этот договор имеет явно агрессивный характер и направлен против СССР» 125.

Во время обсуждения пакта в конгрессе некоторые сенаторы высказывали опасения, что ратификация НАТО передаст право объявления войны из рук конгресса в руки президента. Сенатор-республиканец Р. Тафт заявил: «Я пришел к выводу, что не могу голосовать в пользу ратификации договора, поскольку, полагаю, в нем имеется обязательство оказать за наш счет помощь в вооружении стран Западной Европы.

Считаю, что с этим обязательством договор скорее приведет к войне, чем к миру» 126. Однако агрессивный внешнеполитический курс поддерживало большинство членов конгресса, принадлежавших к обеим партиям.

21 июня 1949 г. сенат ратифицировал НАТО. Вскоре после этого был завершен процесс раскола Германии. 14 августа 1949 г. в западных зонах были проведены выборы в парламент, а 20 сентября с формированием правительства ФРГ Германия как единое целое перестала существовать.

Трумэн созвал специальный комитет Совета национальной безопасности, чтобы рассмотреть состояние атомного вооружения США. «В результате моих запросов,- писал он,- специальный комитет сделал весьма важный вывод: производство атомных бомб должно быть стремительно расширено». Одновременно рекомендовалось строительство новых бомбардировщиков Б-36, «способных доставить атомные бомбы к любой цели в мире». В Вашингтоне принимали меры, чтобы удержать перевес в области атомного вооружения. «Мы должны сохранять свое первенство»,- подчеркнул президент на заседании СНБ 127.

После ратификации НАТО Трумэн направил в конгресс билль о взаимной военной помощи. Президент потребовал от законодателей ассигновать 1,45 млрд. долл. на военную «помощь» нациям, объединившимся с Соединенными Штатами в «коллективной обороне», а также другим странам, «чья возросшая способность защищаться от агрессии имеет важное значение для национальных интересов Соединенных Штатов» 128.

Этими другими странами, как указал президент, были Греция, Турция, Иран, а также Филиппины и Южная Корея. При этом снова был использован миф о «советской угрозе». Конгресс принял предложенный президентом закон, а в 1951 г.- закон о взаимной безопасности, который закрепил приоритет военной помощи как главного фактора в американской политике по отношению к развивающимся странам.

Стремясь остановить гонку вооружений и способствовать создапию атмосферы доверия, Советский Союз осенью 1949 г. на IV сессии Генеральной Ассамблеи ООН предложил, чтобы США, СССР, Китай, Англия и Франция заключили между собой пакт по укреплению мира. В проекте резолюции советской делегации на VI сессии Генеральной Ассамблеи (осень 1951 г.) предлагалось объявить несовместимым с членством в ООН участие в агрессивном Североатлантическом блоке, а также «создание некоторыми государствами, и в первую очередь Соединенными Штатами Америки, военных, военно-морских и военно-воздушных баз на чужих территориях» 129.

6. ПОЛИТИКА «СДЕРЖИВАНИЯ» И ЭКСПОРТ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ Создание НАТО было осуществлением стратегии «сдерживания» в огромном географическом регионе: от Атлантики до Восточного Средиземноморья. Однако приоритет Европы в военно-стратегических планах администрации Трумэна вовсе не означал «отказа» от других направлений имперской экспансии. В плане «сдерживания коммунизма» строилась политика США и в отношении развернувшейся после второй мировой войны антиколониальной революции. Цель, которую ставил себе Вашингтон в странах, охваченных национально-освободительным движением, заключалась в стремлении сохранить эти страны в орбите капиталистической системы, обеспечить рынки сбыта и сырьевую базу. По мере усиления освободительной борьбы народов Азии, Африки и Латинской Америки развивающиеся страны все больше стали рассматриваться в Вашингтоне в качестве важного поля борьбы с мировым социализмом.

Восточная часть Азиатского континента, Тихоокеанский бассейн в целом - традиционный объект экспансионистских устремлений США.

Здесь были сконцентрированы значительные экономические (торговые и сырьевые) интересы американской буржуазии. Влиятельные представители господствующего класса издавна смотрели на Азию как на «новую границу» экспансионистского «движения на Запад», пронизывающего всю историю страны. Отсюда пришла для Соединенных Штатов вторая мировая война, и здесь же она была официально завершена. Тезис «Азия прежде всего» отстаивали экономические и политические круги Западного побережья США, выражающая их интересы сильная группировка в конгрессе и значительное число военных деятелей, чьи взгляды олицетворял командующий вооруженными силами США на Дальнем Востоке генерал Д. Макартур.

С характерным высокомерием Вашингтон считал капитулировавшую Японию, а также освобожденный от японской оккупации обширный регион по западному периметру Тихого океана исключительно своей «зоной ответственности». Решение сбросить атомную бомбу на Хиросиму и Нагасаки в значительной степени объяснялось стремлением «отстранить» СССР от послевоенного урегулирования в Восточной Азии, и в частности не допустить его участия в оккупации Японии130. Соединенные Штаты существенно потеснили Англию и Францию в Восточной и Юго-Восточной Азии. Вместе с тем в Вашингтоне не могли не понимать, что в результате войны в этом регионе происходят перемены, не благоприятствующие гегемонистским планам США.

Разгром фашистских агрессоров в Европе, вступление Советского Союза в войну против милитаристской Японии дали мощный импульс развитию национально-освободительной борьбы народов Азии. В Китае, где шла гражданская война, крепли силы революционного переустройства общества. В Бирме, Индонезии, на Филиппинах в ходе национальноосвободительной борьбы были образованы народные комитеты, осуществлявшие демократические преобразования. 17 августа 1945 г. была провозглашена независимая Республика Индонезия. 2 сентября создана Демократическая Республика Вьетнам. В октябре объявлена независимость Лаоса. Борьба за независимость развертывалась в Индии, на Филиппинах, в других странах Азии131. В условиях начавшегося распада колониальной системы, осуществления революционных перемен в ряде стран региона Соединенные Штаты обратились к стратегии «сдерживания», чтобы остановить развернувшиеся процессы.

Вопреки своим «антиколониалистским» декларациям Вашингтон начал оказывать поддержку колониальным державам в их борьбе против национально-освободительного движения. Соединенные Штаты активно выступили против освободительной борьбы вьетнамского народа132.

В феврале 1947 г., когда Франция вела колониальную войну против ДРВ, американское правительство довело до сведения Парижа, что США полностью признают «суверенные позиции Франции» в Индокитае133.

В дальнейшем в связи с успехом борьбы вьетнамского народа Вашингтон в секретном обращении к правительству Франции в 1949 г. призвал к объединению сил западных государств для противодействия освободительному движению134. По рекомендации СНБ президент Трумэн в 1950 г. одобрил программу экономической и военной помощи Франции в ее войне против ДРВ. Французскому правительству, в частности, было предоставлено 30 бомбардировщиков Б-26 135.

В то же время Соединенные Штаты предпринимали активные меры, чтобы закрепиться в стратегически важных и богатых сырьем странах Юго-Восточной Азии. Предоставив 4 июля 1946 г. Филиппинам формальную независимость, США обеспечили себе сохранение экономических и военных позиций в этой стране. По американо-филиппинскому соглашению 1947 г. Соединенные Штаты получили право разместить там ряд военных баз сроком на 99 лет. В 1948-1953 гг. 90-тысячная группировка вооруженных сил США оказывала помощь реакционному правительству Филиппин в подавлении вооруженного восстания трудящихся в этой стране. Во второй половине 40-х годов США энергично действовали в целях усиления своих позиций в Индонезии и Таиланде.

В Южной Корее, куда американские оккупационные войска вступили после капитуляции Японии, Соединенные Штаты стремились создать свою стратегическую базу в Восточной Азии. В этих целях Вашингтон противился восстановлению независимости Кореи, что было зафиксировано в Каирской п Потсдамской декларациях, саботировал решение Московского совещания министров иностранных дел в декабре 1945 г. о сформировании временного корейского демократического правительства. США взяли курс на продление своей оккупации Южной Кореи, создание там марионеточного режима. Неоднократные предложения СССР об одновременном выводе советских и американских войск из Кореи были отклонены. 10 мая в условиях оккупации и преследования демократических сил в Южной Корее были проведены выборы и образовано южнокорейское правительство во главе с реакционером Ли Сын Маном. Южная Корея, по существу, превратилась в военную базу США.

Центральное место в гегемонистских расчетах США занимал Китай, которому отводилась роль «стабилизирующего фактора» в Восточной Азии136. В этих целях США оказывали значительную помощь гоминьдану - дипломатическую, экономическую и военную. За последние четыре месяца 1945 г. американское правительство предоставило Чан Кайши больше оружия и военных материалов, чем за весь период японо-китайскои воины.

«Стабилизация» самого Китая в условиях ожесточенной гражданской войны, как это прекрасно понимали в Вашингтоне, была нелегкой задачей. «Проблема коммунизма в Китае,- писал Трумэн,- значительно отличается от политических проблем в других районах». Чан Кайши противостояло «соперничающее правительство, которое контролировало определенную часть территории с четвертью общего населения страны».

В этих условиях, считал Трумэн, у США не было альтернативы. «Мы не могли просто умыть руки», но и предложение «бросить в Китай неограниченные ресурсы и крупные вооруженные силы было также непрактично». Поэтому, заключил Трумэн, было решено оказать Чан Кайши «политическую, экономическую и в известных рамках военную» помощь, однако не ввязываться в гражданскую войну138. На деле Соединенные Штаты прямо и активно ввязались в нее. В американской интервенции в Китае в 1945-1949 гг. с целью не допустить победы народной революции и сохранить свое присутствие в этой стране участвовали ИЗ тыс. американских военнослужащих, до 600 самолетов, более 150 кораблей.

27 ноября 1945 г. представители госдепартамента и вооруженных сил приняли решение оказать содействие в переброске гоминьдановских армий в стратегически важные районы Северо-Восточного Китая139. Чан Кайши была предоставлена экономическая и военная помощь. К концу 1945 г. американцы вооружили 39 гоминьдановских дивизии 140. Однако в высших военных кругах США господствовал пессимистический взгляд на шансы Чан Кайши «удержать Китай» 141. В Вашингтоне хорошо знали о коррупции и некомпетентности гомипьдановской верхушки, о потере ею массовой поддержки.

В Вашингтоне учитывалась и другая возможность. Поскольку неспособность чанкайшистского режима обеспечить «стабильность» Китая даже при американской экономической и военной помощи была очевидна, правительство США решило перенести акцент на политическое урегулирование между КПК и гоминьданом, под которым подразумевалось установление контроля гоминьдана над освобожденными районами. В декабре 1945 г. в Китай прибыл личный представитель Трумэна генерал Дж. Маршалл, предложивший свое посредничество для переговоров о коалиционном правительстве.

В инструкциях президента Маршаллу отмечалось, что генерал должен добиваться от Чан Кайши осуществления ряда реформ и включения представителей коммунистов в коалиционное правительство. Вместе с тем в них подчеркивалось: ни при каких обстоятельствах (исключая прямое участие в военных действиях) Соединенные Штаты не оставят Чан Кайши. Безоговорочная поддержка одной стороны заранее обрекала посредничество на неудачу. Уверенные в помощи США, гоминьдановцы не стремились к компромиссу. Достигнутое в начале 1946 г. перемирие с коммунистами было ими сорвано. 4 ноября 1946 г. союз США с Чан Кайши был скреплен договором о дружбе, торговле и мореплавании.

Все альтерн ативные подходы к проблеме Китая, хотя они и обсуждались, были практически отвергнуты. К этому времени политика в отношении Китая превратилась в США в объект ожесточенной полемики. Китайское лобби развернуло активную деятельность в пользу увеличения поддержки Чан Кайшп, а оппозиция обвинила правительство Трумэна в подготовке «выдачи Китая коммунистам».

В январе 1947 г. миссия Маршалла была отозвана. Посланный в июле 1947 г. в Китай генерал Ведемейер констатировал: «Военная сила сама по себе не уничтожит коммунизма». В памятной записке, составленной американским посольством в Китае в июле 1947 г., подчеркивалось, что у гоминьдановского правительства сохранились лишь две возможности: либо компромисс с коммунистами, либо коммунисты овладеют Маньчжурией и Северным Китаем 142. Ведемейер рекомендовал увеличить экономическую и. военную помощь гоминьдану. Республиканская партия усилила нажим: на администрацию, выдвинув тезис о ее мнимой «мягкости» по отношению к коммунизму. И марта 1947 г. Трумэн объявил, что США «не хотят шметь ни одного коммуниста ни в правительстве Китая, ни в другом местге» 143. Идея компромисса между гоминьданом и Компартией Китая была похоронена, а помощь Чан Кайши увеличена.

Помимо прямой военной поддержки, Соединенные Штаты Америки оказали гоминьдану военную и экономическую помощь на 6 млрд. долл.

В действительности американский вклад в дело сохранения режима Чан Кайши был значительно выше (по некоторым данным, 18 млрд. долл.).

При вооруженных силах Чан Кайши находилось около 6 тыс. американски военных инструкторов. Эти усилия не изменили хода событий в Китае. В официальном издании госдепартамента указывалось: «Исход войны в Китае достигнут действиями внутренних китайских сил, на которые мы пытались повлиять, но безуспешно» 144. В 1952 г. Трумэн писал: «Чан Кайши пал по собственной вине. Его генералы сдали посланное нами вооружение коммунистам, его свергли собственным оружием и боеприпасами. Чан Кайши могла бы спасти только 2-миллионная американская армия, а это означало бы начало третьей мировой войны» 145.

В после дние месяцы существования режима Чан Кайши оживились американские расчеты, связанные с открытием диалога с КПК. 26 января 1949 г., практически накануне эвакуации гоминьдановского правительства из Нанкина, Белый дом подтвердил решение госдепартамента о том, что американское посольство останется в Нанкине. В марте 1949 г. посол США Л. Стюарт получил санкцию госдепартамента на переговоры с лидерами КПК по проблемам американо-китайских отношений.

Переговоры начались в мае, сразу после освобождения Нанкина.

Вскоре американский посол получил приглашение руководства КПК посетить Пекин146. Однако открытые контакты официального представителя США с КПК не входили в план Белого дома, поскольку могли подлить масла в огонь нарастающей правой оппозиции администрации с ее демагогическими обвинениями президента в проявлении «мягкости к коммунизму». 2 августа 1949 г. Стюарт покинул Нанкин «для консультаций» 147. Новый американский посол появился в КНР лишь в марте 1979 г.

После провозглашения 1 октября 1949 г. Китайской Народной Республики министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай официально уведомил правительство США через американского генерального консула в Пекине Э. Клабба о готовности КНР установить дипломатические отношения с США148. По-видимому, крах режима Чан Кашли не перечеркнул полностью надежды Вашингтона, связанные с Китаем. 30 декабря 1949 г.

президент утвердил директиву СНБ 48/2, в которой отмечалось, что «США должны использовать всеми подходящими политическими, психологическими и экономическими мерами любое расхождение между китайскими коммунистами и СССР» 149. Во всяком случае, определенные маневры с целью повлиять на внешнеполитические позиции КНР американцами предпринимались. 5 января 1950 г. Трумэн заявил, что «правительство Соединенных Штатов не будет осуществлять курс, который привел бы к вмешательству в гражданский конфликт в Китае. Правительство Соединенных Штатов не будет также предоставлять военную помощь или советы китайским силам на Формозе (Тайване.-Авт.)» 150.

Однако шумное развертывание антикоммунистической кампании в США делало политически невозможными даже эти умеренные жесты.

Выражая мнение правой оппозиции Белому дому, сенатор У. Ноуленд обвинял администрацию в «ускорении распространения коммунизма в Китае» 151. Сенатор Дж. Маккарти, чье влияние в Вашингтоне к этому времени достигло пика, утверждал, что администрация Трумэна потеряла Китай, находясь под контролем коммунистов. Но главное заключалось в том, что сама внешняя политика США уже приобрела жесткую антикоммунистическую направленность, исключающую какую бы то ни было гибкость.

14 февраля 1950 г. в Москве был подписан Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи между СССР и КНР. В условиях возрастающей агрессивности империализма США договор был важной гарантией безопасности КНР. Расчеты противопоставить Китайскую Народную Республику Советскому Союзу провалились. Напуганная развитием мирового революционного процесса, американская и международная реакция предпринимала все усилия, чтобы остановить национально-освободительный поток, отбросить прогрессивные силы с занимаемых ими позиций.

25 июня 1950 г. агрессией южнокорейских войск против КНДР началась корейская война, в которую включились США.

«Потеря» Китая, сломав первоначальные планы, оказала важное влияние на дальневосточную политику США в целом. Она способствовала процессу переориентации администрации Трумэна на нового главного внешнеполитического партнера в этом регионе, которым стала Япония. Однако уже со времени капитуляции последней политика США в отношении поверженной ЯПОНИИ исходила из стремления установить и сохранить безраздельное преобладание в этой стране. Цель США, как она была сформулирована Г. Трумэном 5 января 1946 г., состояла в «необходимости удержать полный контроль над Японией и Тихим океаном» 152.

Оккупация Японии, по существу, была единоличной - небольшой английский контингент войск находился в полном подчинении генерала Макартура. 2 сентября 1946 г. приказом Макартура на территории Японии была установлена власть военной администрации США. Вашингтон рассчитывал монопольно решать судьбу Японии, исходя из задач своего глобального внешнеполитического курса.

Однако позиция СССР, требования прогрессивных сил оказали воздействие на осуществление в Японии мероприятий демократического характера. К тому же в первые послевоенные годы опасения быстрого восстановления Японии как экономического и военного конкурента Соединенных Штатов способствовали проведению оккупационными властями ряда буржуазно-демократических реформ по американскому образцу, которые должны были создать основу для «американизации» страны, образования социальной прослойки, ориентированной на США. В результате были распущены правые националистические организации, частично ограничена деятельность крупных концернов, принят закон о профсоюзах и труде, гарантировавший трудящимся определенные права, осуществлена аграрная реформа и т. д. В принятой в 1947 г. конституции ограничивалась императорская власть и содержалась статья об отказе Японии от войны как суверенного права нации и от применения вооруженной силы как средства разрешения международных конфликтов, а также о запрещении иметь вооруженные силы.

Усиление антикоммунистической направленности внешнеполитического курса Вашингтона сказалось и на его японской политике. Барометром изменений были новые тенденции в американской оккупационной практике. С конца 40-х годов в политике США в Японии наступил перелом: сворачивалась декартелизация монополий, усиливались позиции реакционных сил. Политика «сдерживания коммунизма» ускоряла превращение бывшего противника в «младшего партнера», по сути дела, в опору США для борьбы с революционными, национально-освободительными силами в Восточной Азии.

В документе, подготовленном СНБ в 1949 г., подчеркивалось, что возможности Японии в случае глобальной войны могут оказать «огромное положительное или негативное влияние в зависимости от того, в чьих интересах они будут использованы» 153. За 1945-1951 гг. Япония получила от Соединенных Штатов своего рода «восточный план Маршалла» - 2 млрд. долл. Ее экономика и внешняя торговля оказались тесно связанными с США. Страна была покрыта сетью американских военных баз.

Курс на «партнерство» с Японией завершился подписанием 8 сентября 1951 г. Сан-Францисского мирного договора, создавшего юридическую основу японо-американского союза.

Фиаско в Китае усилило также внимание Вашингтона к другим странам Азии, где были сильны позиции национально-освободительного движения. Среди этих стран и по стратегическому положению, и по потенциальным возможностям первостепенное значение имела Индия. Как констатировалось в секретном докладе СНБ в 1951 г., «потеря Индии...

означала бы потерю всей Азии, что представляло бы серьезную угрозу для безопасности Соединенных Штатов» 154. Однако настойчивые попытки Вашингтона пристегнуть Индию к своей стратегии в Южной Азии, вовлечь ее наряду с Пакистаном в военно-политический блок под эгидой США не увенчались успехом. Индия твердо придерживалась независимой политики, основанной на принципах нейтрализма и неприсоединения.

В 1949 г. во время конфликта Индии и Пакистана из-за Кашмира США отказались предоставить Индии экономическую помощь 155.

Однако американское давление не привело к желаемым в Вашингтоне результатам. Позиция Индии, а также Цейлона, Бирмы и Индонезии привела к срыву реализацию проекта создания военного блока стран Южной и Юго-Восточной Азии, предложенного в мае 1950 г. на конференции в Багио (Филиппины) 156.

Политика США на Ближнем Востоке в первые послевоенные годы была направлена в соответствии с «доктриной Трумэна» на организацию антисоветских военно-стратегических плацдармов в странах, граничащих непосредственно с СССР, в первую очередь в Турции и Иране. В дальнейшем проникновение США в стратегически важный и богатый нефтью ближневосточный регион стремительно возрастало. С образованием в мае 1948 г. Израиля это государство превратилось в один из наиболее важных опорных пунктов и союзника США на Ближнем Востоке. В то же время полная поддержка экспансионистской политики Израиля, в значительной степени обеспеченная влиянием сионистского лобби в США, стала постоянной чертой американской ближневосточной политики.

Исключительное предпочтение, отдаваемое Израилю, предопределило их антиарабскую линию на Ближнем Востоке. Активная поддержка Соединенными Штатами Израиля привела к срыву решения Генеральной Ассамблеи ООН от 29 ноября 1947 г. о создании Палестинского арабского государства. Во время первой арабо-израильской войны 1948- 1949 гг. США помогали Израилю деньгами и оружием, а в 1949 г. предоставили ему заем на сумму 100 млн. долл. Декларацией от 25 мая 1950 г. США совместно с Англией и Францией в обход ООН взяли на себя роль «гарантов» перемирия между арабскими странами и Израилем 157.

Экономическое и политическое вторжение Соединенных Штатов в Африку значительно усилилось в результате второй мировой войны.

Пользуясь общим ослаблением позиций Англии и Франции, американские монополии устремились на Африканский континент. Значительные экономические позиции Соединенные Штаты заняли в странах Северной Африки (Марокко, Алжир, Тунис), где получили концессии на разведку нефти.

В программном заявлении администрации Трумэна в мае 1950 г. относительно ее африканской политики отмечалось, что США «не намерены нести прямую ответственность за Африку» и стремятся сотрудничать с метрополиями. В заявлении также подчеркивалось желание США помогать «ответственным африканским лидерам создать общество... предпочтительное альтернативе, предлагаемой коммунистами» 158. Вместе с тем, демагогически декларируя свой «исторический антиколониализм», правящие круги США активно стремились заполнить «вакуум», будто бы образовавшийся в связи с началом распада колониальных империй, иными словами, прибрать к рукам освободившиеся страны.

Неоколониалистский курс американского империализма был внутренне противоречив. «Соединенные Штаты,- отмечал американский политолог Дж. Стессингер,- пытаясь вовлечь колониальные и антиколониальные страны в свою оборонительную антикоммунистическую систему, оказались в двусмысленном положении, потому что слишком тесная поддержка стран, ведущих борьбу против колониализма, поставила бы под угрозу их союз с колониальными державами в НАТО. И наоборот, этот союз с колониальными державами вызвал недоверие и враждебность со стороны бывших колониальных стран» 159.

Чтобы рассеять недоверие развивающихся стран, привлечь их на свою сторону, американское правительство пошло на следующий маневр.

20 января 1949 г. президент Трумэн назвал четвертой по порядку внешнеполитической задачей США (так называемый «пункт 4-й») начать программу по оказанию научно-технической помощи и привлечению капиталовложений для «оздоровления и роста слаборазвитых стран». На осуществление «четвертого пункта» в 1949-1959 гг. было израсходовано 3 млрд. долл. Значительный и возраставший удельный вес в этой сумме составляла военная помощь. Наибольшее число средств (88%) было выделено странам Восточной и Юго-Восточной Азии, прежде всего Южной Корее, Филиппинам и Таиланду 160.

Весь комплекс мероприятий по осуществлению стратегии «сдерживания» опирался на преувеличенное представление американских лидеров о возможностях США - на представление о превосходстве в области экономического и научно-технического развития, о длительной монополии на ядерное оружие и способности его доставки к цели. Это были иллюзии. Еще весной 1946 г. Совету национальной безопасности был представлен доклад Ачесона-Лилиенталя, в котором отмечалось, что «исключительно благоприятное положение США относительно атомных установок является временным» 161. В ноябре 1947 г. Советское правительство официально объявило, что секрета атомной бомбы уже не существует.

Ликвидация атомной монополии произвела в США ошеломляющее впечатление. Американский историк Дж. Гэддис писал: «...взрыв в СССР произошел на три года раньше, чем предсказывали правительственные эксперты. Сообщение о нем разбило в прах основополагающие посылки 1945-1947 гг. о том, что, если начнется война с Россией, физическая безопасность США не будет поставлена на карту» 182. В Вашингтоне стали понимать, что время военной неуязвимости США осталось позади.

Председатель объединенной комиссии конгресса по контролю над атомной энергией сенатор Макмагон и председатель сенатского комитета по делам вооружений Тайдингс выступили с заявлениями о целесообразности переговоров с СССР. При этом Тайдингс подчеркнул, что США «более уязвимы» для атомного нападения, чем Советский Союз163. Администрация Трумэна предпочла пойти по другому пути.

В конце января 1950 г. президент Трумэн отдал приказ начать работу по созданию водородной бомбы. Однако даже в Белом доме почувствовали, что ситуация критически изменилась. Соотношение сил на международной арене складывалось не в пользу империализма. Многие предпосылки внешнеполитического курса США оказались под вопросом. Тем не менее нагнетание Вашингтоном международной напряженности усиливалось. Осенью 1949 г. по указанию президента Объединенный комитет начальников штабов подготовил зловещий план войны против СССР, которую предполагалось начать в 1957 г. План «Дропшот» был ориентирован на нанесение первого атомного удара по СССР и его оккупацию американскими войсками 164.

В январе 1950 г. президент поручил СНБ рассмотреть в полном объеме американскую внешнеполитическую стратегию. Результатом работы вашингтонских стратегов был секретный меморандум СНБ-68 «Цели Соединенных Штатов и программы национальной обороноспособности».

Документ исходил из констатации перманентной кризисной конфронтации США и СССР, которая, по мнению авторов меморандума, могла быть смягчена лишь при условии изменений в «характере советской системы».

Вопреки фактам Советский Союз был представлен в меморандуме как «наиболее серьезная угроза» Соединенным Штатам якобы ввиду советского «стремления» достичь господства над «Евроазиатским материком».

Переговоры с СССР мыслились в документе лишь с «позиции силы» и на американских условиях.

В меморандуме ставилась далеко идущая цель - «ускорение разложения советской системы», достижение «фундаментального изменения» ее характера, иными словами, уничтожение социалистического строя в СССР. Для выполнения этой задачи рекомендовалось наращивание военной, экономической и политической мощи Соединенными Штатами и Западом в целом. При этом в документе отмечалось: суть политики «сдерживания» - в обладании Соединенными Штатами либо единолично, либо вместе с союзниками «общим перевесом сил». «Без превосходящей совокупной военной силы, находящейся в состоянии боевой готовности и быстро мобилизуемой, политика „сдерживания", которая в действительности представляет собой политику спланированного и постоянного принуждения, будет не более чем блеф».

Помимо наращивания военной мощи, меморандум рекомендовал расширение экономической и военной помощи союзным США странам и в то же время интенсификацию подрывных действий против социалистических стран в «сферах экономической, политической и психологической войн, с тем чтобы вызвать и поддержать недовольство и восстания» в странах социализма165. По мысли вашингтонских стратегов, Соединенные Штаты должны были занять место «политического и военного центра», вокруг которого группируются на различных орбитах другие «свободные нации». Иными словами, подчеркивалось в меморандуме, США должны «отказаться делать различие между национальной и глобальной безопасностью». Принятие этого принципа имело следствием отказ от «ограничения бюджетных возможностей», поскольку «безопасность должна стать доминирующим элементом в национальном бюджете». Меморандум рекомендовал тратить ежегодно на вооружение 20% национального дохода 166.

В апреле 1950 г. Трумэн одобрил меморандум СНБ. Это означало, что изложенные в нем положения стали руководящими для внешнеполитического курса США. Меморандум оказал значительное влияние на последующие действия США на международной арене. Он исходил из «биполярного» разделения мира и необходимости для США «иметь волю и готовность воевать» во имя защиты, сохранения и процветания «концепций и целей» американского образа жизни. Так было положено начало гонке вооружений, в том числе ядерных.

Генезис Холодной войны

Американская дипломатия: направления и методы

Основные черты советской дипломатии в 1950 – 1980-е гг.

Дипломатии стран-союзниц СССР и США

Третий мир и дипломатии сверхдержав

Выдающиеся дипломаты Холодной войны: А.А. Громыко, Г. Киссинджер

Методические указания

Первый вопрос посвящен происхождению Холодной войны. Необходимо выявить и дать оценку конфликтогенному потенциалу между СССР и Западом, накопившемуся в 1920 – 1930-е гг., на завершающем этапе Второй мировой войны и во второй половине 1940-х гг.

Во втором вопросе необходимо дать характеристику развития американской дипломатической школы, новой роли США после Второй мировой войны в международных отношениях, обозначить основные направления внешнеполитической активности США в мире в 1950 – 1980-е гг. и методы, с помощью которых американская дипломатия реализовывала свои планы. Предполагается характеристика внешнеполитических позиций американских президентов и советских лидеров.

Третий вопрос аналогичен второму, но объектом рассмотрения, анализа и оценки будет дипломатия Советского Союза. Как и в случае с США, не следует сводить дипломатию лишь к деятельности дипломатических служб, но обратить внимание и на иные форматы международного общения, а также на личности советских генеральных секретарей.

Четвертый вопрос призвании охарактеризовать дипломатии государств-союзников СССР и США с выявлением общих и специфичных черт в сравнении со «старшими» партнерами, а также особенностью их положения на международной арене.

В ходе ответа на пятый вопрос следует объяснить сущность концепции «Трех миров», выделить различные типы среди государств третьего мира и обратить внимание на формы и методы, с помощью которых дипломатии Советского Союза и Соединенных Штатов достигали своих целей в развивающихся государствах Азии, Африки и Латинской Америки.

Шестой вопрос посвящен биографиям выдающихся дипломатов противоборствующих держав – А.А. Громыко и Г.Киссинджеру. Помимо освещения основных вех биографии, необходимо обратить на следующие параметры их дипломатической деятельности:

внешнеполитические установки;

взаимодействие с руководством (президент, первый/генеральный секретарь);

личностный стиль переговоров.

Источники:

Громыко А.А. Памятное. М.: Гос.изд-во полит. лит-ры, 1988. – 894 с.

Киссинджер Г. Дипломатия. М.: ЛОДОМИР, 1997. – 579 с.

Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.: В 2 т. - 2-е изд.-- М.: Политиздат, 1976. – 944 с.

Хрестоматия по истории международных отношений. В 5 т. / Сост. Д.В. Кузнецов. Благовещенск, 2013. Т. 4. Новейшее время. С. 757 – 2149.

Литература:

«Лучше десять лет переговоров, чем один день войны». Воспоминания об Андрее Андреевиче Громыко. М.: Весь Мир, 2009. – 336 с.

Ахтамзян А.А. Азбука дипломата / Отв. ред. А.В. Серегин. М.: МГИМО-Университет, 2014. – 156 с.

Дипломатическая служба / Под ред. А.В. Торкунова, А.Н. Панова. М.: Аспект Пресс, 2014. – 352 с.

Зонова Т.В. Дипломатия: Модели, формы, методы. – 2-е изд., испр. М.: Аспект Пресс, 2014. – 352 с.

История дипломатии / Под ред. В.А. Зорина, В.С. Семенова, С.Д. Сказкина, В.М. Хвостова. – 2-е изд., перераб. и доп. М.: ГИПЛ, 1959. Т 1.– 896 с.

История международных отношений: В 3 т. / Под ред. А.В. Торкунова, М.М. Наринского. М.: Аспект Пресс, 2012. Т. 2. Межвоенный период и Вторая мировая война. – 496 с.

История международных отношений: В 3 т. / Под ред. А.В. Торкунова, М.М. Наринского. М.: Аспект Пресс, 2012. Т. 3. Ялтинско-Потсдаская система. – 552 с.

Матвеев В.М. Дипломатическая служба США. М.: Международные отношения, 1987. – 192 с.

Печатнов В., Маныкин А. История внешней политики США. М.: Международные отношения, 2012. – 688 с.

Системная история международных отношений. В 2 т. / Под ред. А.В. Богатурова. М.: Культурная революция, 2009. Т.1. События 1918-1945 гг. – 480 с. Т.2. События 1945 – 2003. – 720 с.