Агиография русских святых XIV - XV вв. Русская агиография: общая характеристика Жанрово типологические особенности агиографии домонгольской руси
от гр. agios "святой" и grafw "пишу"), научная дисциплина, занимающаяся изучением житий святых, богословскими и историко-церковными аспектами святости. Жития святых могут изучаться с историко-богословской, исторической, социально-культурной и литературной точек зрения. С историко-богословской точки зрения жития святых изучаются как источник для реконструкции богословских воззрений эпохи создания жития, его автора и редакторов, их представлений о святости, спасении, обожении и т.д. В историческом плане жития при соответствующей историко-филологической критике выступают как первоклассный источник по истории церкви, равно как и по гражданской истории. В социально-культурном аспекте жития дают возможность реконструировать характер духовности, социальные параметры религиозной жизни (в частности, и так наз. народную религиозность), религиозно-культурные представления общества. Жития, наконец, составляют едва ли не самую обширную часть христианской литературы, со своими закономерностями развития, эволюцией структурных и содержательных параметров и т.д., и в этом плане являются предметом литературно-филологического рассмотрения.
Литературно-филологическое изучение житий выступает как основа всех прочих типов исследований. Жития пишутся по определенным литературным канонам, меняющимся во времени и различным для разных христианских традиций. Любая интерпретация житийного материала требует предварительного рассмотрения того, что относится к сфере литературного этикета. Это предполагает изучение литературной истории житий, их жанров, установление типичных схем их построения, стандартных мотивов и приемов изображения и т.д. Так, например, в таком агиографическом жанре, как похвала святому, соединяющем в себе характеристики жития и проповеди, выделяется достаточно четкая композиционная структура (введение, основная часть и эпилог) и тематическая схема основной части (происхождение святого, рождение и воспитание, деяния и чудеса, праведная кончина, сравнение с другими подвижниками); эти характеристики восходят к позднеантичному энкомиуму, и их разная реализация в процессе развития житийной литературы дает существенный материал как для историко-литературных, так и для историко-культурных выводов.
Агиографической литературе свойственны многочисленные стандартные мотивы, такие, например, как рождение святого от благочестивых родителей, равнодушие к детским играм и т.п. Подобные мотивы выделяются в агиографических произведениях разных типов и разных эпох. Так, в актах мучеников, начиная с древнейших образцов этого жанра, приводится обычно молитва мученика перед кончиной и рассказывается о видении Христа или Царствия Небесного, открывающегося подвижнику во время его страданий. Эти стандартные мотивы обусловлены не только ориентацией одних произведений на другие, но и христоцентричностью самого феномена мученичества: мученик повторяет победу Христа над смертью, свидетельствует о Христе и, становясь "другом Божиим", входит в Царство Христово. Эта богословская канва мученичества естественно отражается и в структурных характеристиках мученических актов.
В принципе, житие святого - это не столько описание его жизни (биография), сколько описание его пути к спасению, типа его святости. Поэтому набор стандартных мотивов отражает прежде всего не литературные приемы построения биографии, а динамику спасения, того пути в Царствие Небесное, который проложен данным святым. Житие абстрагирует эту схему спасения, и поэтому само описание жизни делается обобщенно-типическим. Сам способ описания пути к спасению может быть различным, и как раз в выборе этого способа более всего различаются восточная и западная агиографические традиции. Западные жития обычно написаны в динамической перспективе, автор как бы прослеживает из своей позиции, из земного бытия, по какой дороге прошел святой от этого земного бытия к Царствию Небесному. Для восточной традиции более характерна обратная перспектива, перспектива святого, уже достигшего Небесного Царства и от вышних озирающего свой путь к нему. Эта перспектива способствует развитию витийственного, украшенного стиля житий, в которых риторическая насыщенность призвана соответствовать неумопостигаемой высоте взгляда из Царствия Небесного (таковы, например, жития Симеона Метафраста, а в русской традиции - Пахомия Серба и Епифания Премудрого). При этом особенности западной и восточной агиографической традиции очевидным образом соотносятся с характерными чертами западной и восточной иконографии святых: сюжетности западной иконографии, раскрывающей путь святых к Богу, противопоставлена статичность иконографии византийской, изображающей прежде всего святого в его прославленном, небесном состоянии. Таким образом, характер агиографической литературы непосредственно соотнесен со всей системой религиозных воззрений, различиями религиозно-мистического опыта и т.д. Агиография как дисциплина и изучает весь этот комплекс религиозных, культурных и собственно литературных явлений.
Отличное определение
Неполное определение ↓
2. История создания древнерусских житий и периодизация русской святости.
3. Типы агиографических памятников.
Житие – жанр церковный по происхождению, цель которого – жизнеописание святого, его подвигов, или мучений. Литературу о святых еще называют агиографией (от гр. άγιος “святой“ и γράφω “пишу“). Встречается определение агиографии как научной дисциплины, занимающейся изучением житий святых, богословскими и историко-церковными аспектами святости. Составителей житий называют агиографами. Цель агиографа – рассказать о жизни святого , а именно описать, как и в чем проявлялась его святость, какие подвиги во имя Христа он совершал, какими трудами он ее достиг. И себя агиограф никогда не считал – и не считает сегодня – автором жития. Он только записал жизнь святого. Вот почему часто не ставили своего имени составители житий, агиографы, и потому многие из них до сего дня нам не известны.
Агиографы, как правило, - это монахи, священники, реже – миряне, но обязательно христиане. А поскольку цель христианской жизни – спасение души в вечности, то агиограф и записывает житие такого святого человека как пример для подражания, как возможный и для других путь к святости. В этом дидактизм жития.
Народ, объясняя, что такое святость, назвал человека, ее достигшего, «земным ангелом» или «небесным человеком». Создается житие всегда только после смерти человека через какое-то время, за которое святость его проявилась, стала явной для людей. Чтобы подтвердить и утвердить факт святости человека, проводится его канонизация – причисление к числу святых, что совершается на Церковном Соборе. И к этому моменту обязательно создается икона святого – его образ , отражающий его небесный лик , и пишется его житие , которое тоже запечатлевает лик святого, а не его лицо . Как икона не портрет, так и житие не биография. Называют часто житие «иконой в слове». Содержание жития и его тип зависит от того подвига, который совершал святой. Таких подвигов много. Есть жития о мучениках, о преподобных, о благоверных князьях, о равноапостольных князьях или монахах и т. д. Написанные в разное время, по-разному они освещают историческую действительность, содержат разную степень подробности описания жизни святого, его окружения, обладают разным стилем.
Житие неразрывно связано с Преданием, только не с устным, а со Священным . Житие – это факт Священного Предания. В житии сохраняется историчность повествования: все святые, особенно начального периода русской истории, занимают особое в ней место, являются зачастую главными действующими лицами русской истории (святые равноапостольные Ольга и Владимир, благоверные князья Александр Невский и Дмитрий Донской, церковные писатели – летописец Нестор и митрополит Иларион, гениальные иконописцы Андрей Рублев и Феофан Грек и многие другие.)
История агиографии насчитывает столько лет, сколько прошло от Рождества Христова. Житийный канон находится в Евангелии, в образе Самого Христа. Формы же житийные восходят к античной литературе, к жанру панегирика. Путь к святости - это всегда путь совершения христианских заповедей. В истории христианства выделяются жития мучеников (мартирии), жития святых отцов (преподобных), жития праведных, святителей, равноапостольных, юродивых и мн.др. Жития стали появляться в в Римской империи в первые века христианства (200-209), во время гонений. В 3-4 вв. жития уже широко распространились на Востоке, в Византийской империи и странах Западной Европы. Затем в 4 – 8 вв появились монашеские жития, что связано с возникновением и распространением монашества в Палестине, Египетской пустыни. Канон житийный складывался постепенно и оформился в 9 веке в византийской литературе, откуда и пришел к нам.
История русских житий включает в себя:1. переводные жития и жития первых русских святых – Бориса и Глеба, одновременно первых русских преподобных – Феодосия Печрского, патерик, 2. жития мучеников и благоверных князей периода татаро-монгольского нашествия (Александра Невского, Михаила Ярославича Тверского, Михаила Всеволодовича Черниговского, Довмонта-Тимофея, Дмитрия Донского) 3. жития святых периода русского возрождения (15-16 вв). (Преподобные Сергий Радонежский, Стефан Пермский и др.) 4. Жития праведных жен, совершающих христианские подвиги в миру (т.наз. «мирянский» тип святости: Ульяния Осорьина).
Выдающиеся русские агиографы - преп. Нестор, открывший на Руси житийный канон; Епифаний Премудрый, использовавший стиль «плетения словес», Пахомий Логофет, блестящий стилист; Ермолай Еразм, талантливый писатель и публицист, и др.
В 17 в. жанр жития обретает новые черты, не разрушающие канон: идет процесс «обмирщения», но для житийной литературы это означала не уход от святости, а ее утверждение в бытовой, повседневной жизни мирян.
Г.П. Федотов считает, что в древнерусской святости формировался особый религиозный тип, генетически связанный с общехристианскими началами и византийским наследием. Но он отмечает и отличия.
Г. П. Федотов намечает этапы развития русской святости .
I этап он связывает с Киево-Печерским монастырем и подвигом преподобного Феодосия Печерского, в лице которого "сохранив аскетическую традицию Византии, усилила евангельский элемент, который ставил во главу угла действенную любовь, служение людям, милосердие»
II этап - мистический. Связан с именем преп. Сергия Радонежского – первого русского мистика-исихаста (исихазм –особая практика духовного самоуглубления, молитвы, преображения личности через ее сокровенное единение с Богом). При этом Сергий продолжал и подвиг, начатый Феодосием – трудничества, созидания монастыря, служения людям.
III этап - московский – XVI в – характеризуется столкновением 2-х направлений: «стяжателей» и «нестяжателей» , - в которых по-разному развивалась духовная традиция преп. Сергия.
XVII – XVIII Федотов считает временем духовного упадка (период смуты, раскола, затем преобразований Петра), когда уменьшается количество святых на Руси.
Но в XIX в. он отмечает духовный подъем и IV этап связывает с расцветом Оптиной Пустыни, старчества, и именем преп. Серафима Саровского.
Мы же можем смело говорить о V этапе русской святости – в ХХ веке, который дал нам сонм новомучеников и исповедников российских (1500 человек были канонизированы только на одном Православном Соборе в 2000 году, на самом деле количество прославленных русских мучеников-святых эпохи ХХ века гораздо больше)
«Святость (гр. agioths, лат. sanctitas), одно из фундаментальных понятий христианского учения. Его основной смысл состоит в причастности человека к Богу, его обоженности, в его преображении под действием благодати Божией». «Святость, свойство, присущее Богу, которым Он наделяет лица и предметы. Святость не означает безгрешность, но принадлежность к Богу, устремленность к безгрешности и совершенству. Святой - угодник Божий, наслаждающийся вечным блаженством». «Святой − значит собственно сияющий или очищающий».
«Святые подвижники Божии образуют видимое звено между нашим миром и небесным Царством Божиим. Это истинно ангельские люди и человеческие ангелы. Восходя от меры в меру, все более и более проникаясь божественным духовным светом благодати, они, подобно раскаленному железу под действием огня, просветляются, как солнце, достигая высших состояний обожения в познании духовных тайн, в Богосозерцании и Богообщении».
«В преображенном человеке восстановлена его не поврежденная грехом природа, его соединение с Богом как "чада Божиего". Основой этого восстановления является Боговоплощение, восприятие Христом человеческой природы. Поскольку во Христе человеческая природа была обожена, это открыло путь к Богу и для всего человечества: христиане, следуя Христу, соучаствуют в его Божестве по благодати и становятся святыми».
«Таким образом, святой − это всякий раз явление спасения, милости Божией к людям, благодати, посылаемой Богом своему народу… Подвиг, совершаемый святыми, рассматривается, таким образом, не столько как достижение самого святого, сколько как действие благодати Божией, как явление Божественного промысла».
Агиографическая литература включает в себя разные формы. Помимо житий, существуют прологи, синаксари, минеи, патерики.
Прологом называется книга, содержащая в себе жития святых, вместе с указаниями относительно празднований в честь их. Минеи – это сборники пространных сказаний о святых в праздниках, расположенных по месяцам. Они бывают служебные и минеи-четии (для чтения). Патерики - специальные сборники рассказов о монахах, подвижниках монастыря или какой-либо местности, могут включать полные жития святых, или отдельные части. Также есть патерики – сборники высказываний святых отцов. Т.е. это жанр более свободный в подборе материала и форме его изложения. В рукописях известны древние переводные патерики (Римский, Синайский (или Лимонарь И. Мосха), Египетский (или Лавсаик Палладия) и др. (см. Лекцию 1).
Типы житий.
Типы житий складывались исторически и зависели от характера и содержания основного подвига святого. Так, первые три века христианства ознаменованы были гонениями на христиан и основной подвиг был – мученический. Так появляются записи свидетелей их мучений. Эти записи затем складываются в жития особого типа – мученические, или мартирии (лат). Последующие века – с 4 по 8-й – это время распространения монашества. Поэтому литература этого периода изобилует монашескими житиями, патериками разного содержания (см. раздел о переводной литературе, материал 1 лекции). Эти жития и называются монашескими, главный подвиг святого относится к преподобническому. (преподобный , т.е. человек, достигший подобия - очень подобен Христу) Известны жития о святителях, о праведных, о юродивых, о равноапостольных, о святых благоверных князьях (чисто русский тип святости), о пустынниках, столпниках, молчальниках, пещерниках и др. Есть святые, соединяющие подвиги, например, монашества и мученичества, тогда их называют преподобномучениками, что отражается в содержании жития. Количество типов святости гораздо больше и часто отражаются они в именованиях святого: «Филарет милостивый», «Иоанн многострадальный» и т.д.
Житийным каноном – т.е. правилом, по которому создается житие – следует считать вовсе не тот трафарет в виде строгой сюжетно-композиционной схемы, который сложился в византийской литературе и был перенесен на русскую почву (этот материал вы найдете в любом учебнике и справочнике). И, заметим, необходимость этой формы не отменяется как формы правильной, истинной. При этом и не обязывается самим жанром, чтобы она была неизменной (в ДРЛ встречаются формы житийной повести, военной или бытовой, или сказания (например, о Борисе и Глебе), т.е. типа повествования внешне не агиграфического). Но главным для жития, тем, без чего его не может быть, остается категория святости , сам факт святости. Если этого факта нет, то никакая правильная житийная форма не сможет быть житием. (пример тому – «Житие» протопопа Аввакума, им самим написанное)
Лекция 6
Первые русские жития.
«Сказание о Борисе и Глебе» и «Житие Феодосия Печерского» .
1. Образы святых Бориса и Глеба в «Сказании» и в «Чтении» Нестора.
2. Тип святости, особенность подвига святых Бориса и Глеба.
3. Жанровые и стилевые особенности первого русского жития.
4. Идея святости и тип подвига в «Житии Феодосия Печерского»
Первые русские святые – Борис и Глеб, которым посвящены несколько произведений агиографического характера
Древнерусская литература житий святых собственно-русских начинается с житий Бориса и Глеба, которым посвящен целый ряд текстов, из которых два памятника житийного характера: «Чтение о житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба» преп. Нестора и «Сказание, и страсти, и похвале святую мученику Бориса и Глеба» неизвестного автора. Перу Нестора принадлежит и «Житие Феодосия Печерского». Таким образом, два типа житий открывает ДРЛ: мученическое и монашеское, причем, весьма отличающиеся от византийских образцов своим более свободным отношением к форме при сохранении канона. «Сказание» о Борисе и Глебе» получило большее распространение, известно более 170-ти списков, почему и возьмем для изучения текст «Сказания».
«Сказание о Борисе и Глебе» (полное название: «Сказание, и страсти, и похвале святую мученику Бориса и Глеба»)
В интерпретации их святости существует спорный момент: некоторые считают их канонизацию политическим актом (Как пишет учебник В.Кускова: для «утверждения своей религиозной самостоятельности», «содействия политическому упрочению основ феодального строя» (В.Кусков. История древнерусской литературы, 1998.), другие не соотносят напрямую с политикой, усматривая в их подвиге, прежде всего, евангельскую мотивацию.
Их тип святости определяется как страстотерпческий, что является, по слову Г.Федотова «смертью в последовании Христу». Он называет их подвиг - «подвигом непротивления», что нужно связать с ценностным выбором, который совершает Борис, а вслед за ним и Глеб. Они своей смертью утверждают ценности мира вечного, Царствия Небесного, вместо мира этого , царства земного, ради которого идет на убийство Святополк.
Особенностями же «Сказания» явилась неожиданная для жития форма «психологизированного» повествования, с описанием внутренних переживаний святых, с экспрессивностью стиля и т.д.
«Житие Феодосия Печерского» (полное название: «Житие преподобного отца нашего Феодосия, игумена Печерского»)» написано преподобным Нестором, монахом Киево-Печерского монастыря. Главный подвиг Феодосия – монашеский. Он является аскетом, моливенником, подвижником, борется с дьяволом, творит чудеса. Он созидает первый на Руси общежитийный монастырь по уставу святого Федора Студита. Главное же его качество, свидетельствующее о достижении им святости – удивительное смирение. Оно подчеркивается на протяжении всего житийного повествования. «Житие Феодосия» составлено Нестором по всем правилам житийного жанра, включающим композиционную трехчастность, традиционные сюжетные мотивы, самоуничижение агиографа, чудеса и т.д. И это никак не помешало Нестору передать особенности быта, речи, подробности исторических реалий, даже некоторую психологизацию портрета матери Феодосия – первого в русской литературе индивидуального женского образа. Отметить нужно писательское мастерство преп. Нестора, выразившееся в стиле, выразительности деталей, в динамичности сюжета, и т.д. Все это сделало «Житие Феодосия» уникальным памятником древнерусской литературы.
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Агиография русских святых XIV - XV вв.
Введение
Глава I. История вопроса
1.1 Исторические судьбы жанра агиографии
1.2 Развитие агиографического жанра
Глава II. Агиография русских святых XIV-XVвв
2.1 Структурно-тематические особенности агиографических русских памятников
2.2 Житийная литература Руси
Заключение
Список литературы
Введение
Актуальность. XIV-XV вв. -- это время начала расцвета русской святости. И не случайно, что именно на XV столетие приходится расцвет русской агиографии и русской иконописи. Трудами Епифания Премудрого, ученика и первого биографа Сергия Радонежского, и приехавшего в Россию с Афона серба Пахомия Логофета, в течение многих лет работавшего в библиотеках Троицкого монастыря и Великого Новгорода, простым русским людям стали доступны многие новые Жития русских святых. А трудами иконописцев Даниила Черного, Феофана Грека, Андрея Рублева, Дионисия были созданы величайшие образцы иконописного творчества, сочетающие в себе высочайшее художественное мастерство и глубину религиозно-философской мысли.
Но в основе этого расцвета лежала сама духовная жизнь Руси. Монастырская реформа, проведенная митрополитом Алексием, дала Руси не только общежительские монастыри, но и невероятное число подвижников, которые уже вскоре стали духовными примерами, духовными образцами для всякого русского человека. Стефан Пермский, Димитрий Прилуцкий, Кирилл и Ферапонт Белозерские, Савва Сторожевский, Павел Обнорский, Сергий и Герман Валаамские, Савватий, Зосима и Герман Соловецкие, Пафнутий Боровский и многие, многие другие подвижники освящали своей трудной, но праведной жизнью и жизнь всех русских людей. Больше того, они освящали собой великий крестный путь самой Руси по извилистым историческим дорогам.
Агиографическое наследие Древней Руси раскрывает пути восхождения к богоподобию и потому изучение русской святости, отраженной в житиях святых, приобретает чрезвычайно важный, священный характер. «Свет бо есть святых житие и просвещение душам нашим» .
В памятниках агиографии излагаются догматы веры, а также примеры высокой духовной нравственности и благочестивой жизни. В житиях святых содержатся живительные вехи, глядя на которые христианин определяет собственный духовный путь.
По выражению исследователя Г. П. Федотова: «культура народа, в конечном итоге, определяется его религией» . В этом аспекте горячая любовь святых земли Русской к своему земному Отечеству явилась главным фактором, объединившим разрозненные удельные княжества в единое, централизованное православное государство -- могучую Россию. Поэтому памятники русской агиографии представляют собой литературную, историографическую, культурную ценность, это -- достояние русского народа, его духовное наследие и богатство.
Золотой фонд русской духовности на протяжении многих столетий с любовью собирался и переписывался древнерусскими книжниками. Известно, что уже в X-XI веках на Руси появились переводные Минеи, особенно в переложении святого Симеона Метафраста. Когда же в течение веков Церковь Русская обрела множество прославленных мужей, молившихся за землю Русскую из горнего мира, вера народная выделила из лика небесного ряд избранных Божиих, которым усвоила заступничество для всей нашей земли. Первыми среди избранных стали имена святых Бориса и Глеба. Примерно в то же время (X-XI вв.) появились образцы отечественной агиографии -- труды святого Иакова Мниха (1074-1098 гг.), и преподобного Нестора Летописца (ок. 1114 г.; память 27 октября/9 ноября). Несколько позже сочинения святителя Симона, епископа Владимирского (1226; память 10/23 мая), и насельника Киево-Печерской обители монаха Поликарпа легли в основу Киево-Печерского патерика.
Среди лучших писателей Древней Руси, посвятивших свое творчество прославлению святых угодников Божиих, преподобный Епифаний Премудрый и Пахомий Логофет занимают особое место как основоположники литературного стиля плетения словес в русской агиографии.
За века существования русская агиография прошла через разные формы, знала разные стили. Первоначальная, краткая редакция жития, как летописная основа, впоследствии обрастала различными подробностями, представляющими значительный интерес для истории русского быта и литературы.
Цель работы: изучить агиографию русских святых 14-15 веков.
Объект работы: житийная литература Руси XIV-XVвв.
Предмет работы: особенности агиографических русских памятников
В ходе работы решаются следующие задачи :
1. Рассмотреть исторические судьбы жанра агиографии.
2. Изучить развитие агиографического жанра.
3.Рассмотреть автобиографический аспект в русской житийной литературе
4. Изучить житийную литературу Руси
Структура работы: работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы.
Глава I. История вопроса
1.1 Исторические судьбы жанра
житие святой русский агиография
Агиография -- (от греч. hagios -- святой, grapho -- пишу) --
1) литература в жанре житий, одной из основных форм церковной словесности (т.н. «практическая» агиография);
2) научная дисциплина, занимающаяся изучением житий святых как памятников религиозной и литературной истории (т.н. «критическая» агиография, которая в научной литературе может осмысляться как часть агиологии -- теории святости) .
Агиография изображает подвиг веры исторического лица или группы лиц, почитаемых Церковью святыми. Истоки житий как литературного жанра лежат в глубокой древности: в мифологических повествованиях о богах и героях, в античных жанрах энкомия (то есть похвального слова -- как правило, заупокойного) и биографии (Жизнеописания Плутарха, I в.). Однако вся содержательная сторона агиографии складывается под прямым влиянием Евангелия и Деяний Апостолов. Здесь впервые задается Прообраз (Иисус Христос), на путь которого будут ориентироваться святые Христианской Церкви, и, кроме того, дается эталон страданий за Христа. Повествования в Деяниях о мученической гибели архидиакона Стефана и других апостолов -- учеников Иисуса не только служат документами по истории Церкви самого раннего этапа, но и задают ориентир состоятельности христианской жизни для всей последующей агиографической традиции. Самой высшей формой святости становится мученичество, а одним из главных жанров агиографии -- мартирий (от греч. martys -- свидетель), рассказ о том, как христиане засвидетельствовали свою верность Христу собственной кровью и мученической смертью. Христианская Церковь с самого начала своего существования тщательно собирает сведения о жизни ее подвижников. На наиболее раннем этапе истории христианства, в I -- нач. IV вв. н.э., когда в Римской империи его апологеты подвергались периодическим жестоким гонениям, в Церкви святость считалась принадлежностью всего «народа Божия», всех христиан, участвующих в таинствах. В то время еще не выработался институт канонизации, официального причисления к лику святых отдельных подвижников. Однако уже тогда начинается особое молитвенное почитание и поминание за богослужением тех, чья причастность Богу обнаружилась еще в земной жизни. К таким причислялись, прежде всего, мученики .
Парадоксально, но источниками первых житий мучеников были документы, составленные врагами христиан, -- протоколы допросов и приговоров подсудимых, нотариальные записи римских проконсулов и судей, посылавших христиан на казнь. В подлинном виде эти Акты мучеников, которые зачастую тайно выкупались христианами у гонителей, до нас не дошли, но в извлечениях они содержатся во многих сказаниях о мучениках. Поскольку первые такие рассказы составлялись по сухим судебным документам, они отличаются чрезвычайным однообразием. Их чаще всего оформляли как послания от одной поместной церкви к другой и преобразовывали в назидательный рассказ о святых своей общины. Эти ранние разновидности агиографии, именовавшиеся «gestamartyrum» («деяния мучеников»), «passiones» («страсти», «пассии»), составяют такие памятники II-III вв., как Страдание Поликарпа, Послание лионской и вьеннской церквей христианам Азии и Фригии о гонении при Марке Аврелии в 177, Послание Дионисия Александрийского к епископу Фабиану Антиохийскому о гонении в Египте при Деции и др .
Еще одну группу древнейших агиографических памятников составляют записи особых нотариев из числа христиан, на которых еще в конце I в. папа Климент Римский наложил обязанность каждодневной фиксации происходящего с мучениками на месте казней. До нас дошли более сотни таких сказаний. Среди них Акты св. Иустина Философа (II в.), Акты Карпа, Папила и Агафоники (II в.) и др.
Многочисленны и апокрифические, то есть легендарные, построенные по большей части на сомнительных, вымышленных фактах, сказания о деяниях апостолов. Апокрифические сказания испытали на себе влияние позднеантичного «авантюрного» романа, языческих народных представлений и чуждой христианству философии гностицизма. Они пестрели невероятными чудесами и были отвергнуты Церковью, отказавшейся включить их в канон Св. Писания Нового Завета .
Уже в древнейший период истории Церкви сведения о святых стали сводить в особые сборники. Первоначально, до IV в., эти своды имели вид списков имен мучеников с упоминанием дня их церковного поминовения. Они могли образовывать особые календари, либо диптихи -- таблички с именами членов церкви, поминаемых за Божественной Литургией. Такая краткость объяснялась тем, что адресовались они членам своей поместной общины, в среде которой всем были известны подробности подвига этих мучеников. Однако по мере развития межцерковного общения возникает почитание наиболее известных мучеников уже всей Вселенской Церковью. Чтобы избежать путаницы в диптихах с увеличившимся числом одноименных святых, пострадавших в разные времена и в разных странах, в IV в. появляются списки мучеников, упорядоченные по дням их кончины (лат. diesnatalis -- дни «рождения в Жизнь Вечную») и содержащие более подробные сведения о их подвиге, месте их особого почитания и посвященных им церквях. Эти списки именуются мартирологами. На основе мартирологов формируется годовой круг церковного богослужения, а само их появление совпадает с внедрением практики торжественной канонизации святых. Древнейший из дошедших до нас мартирологов - Положение мучеников в Римском хронографе 354 .
В IV в. в связи с полным прекращением после Миланского эдикта 313 гонений на христиан и изменением условий их жизни в Римской империи новый вид приобретает и агиография. С образованием института монашества центр христианской святости перемещается в пустыню и иноческую обитель. Формируется жанр «жития отцов», который также именуют житием-биос (от греч. bios -- жизнь). В житиях этого типа описывается не единственный эпизод в биографии святого -- его мученичество, -- а излагается весь его жизненный путь, долгое «возрастание в святость». Появляется собственно сюжетная литературная агиография. Житие мыслится как жанр с широкой дидактической задачей. Если во времена гонений среди христиан царили апокалиптические ожидания скорого светопреставления и как наиболее естественная форма подготовки к Страшному суду воспринималось именно мученичество, то теперь стала очевидной необходимость выстраивать жизнь христианского сообщества в условиях окружающей реальности. «Жития отцов» рисуют многообразие жизни святых, показывают, как в разных обстоятельствах проявляют себя христианские добродетели. Яркий образец агиографии такого рода -- Жизнь святого Антония Афанасия Александрийского (357 либо 365). Это житие одновременно стало и руководством по аскетике, и образцом жанра для последующих агиографов. Среди наиболее популярных памятников агиографии этого периода Лавсаик Палладия (IV-V вв.) и Лимонарь (от греч. leimonarion -- «луг духовный») Иоанна Мосха (кон.VI -- нач.VII) .
Расцвет агиографии в Византии, определившей характер культуры православного Востока Европы, приходится на VIII-X вв., то есть на период борьбы с иконоборческой ересью. В это время сонм новых мучеников -- исповедников иконопочитания оживил жанр мартириев. Православное богословие в это время напрямую связывает почитание икон с почитанием святых и их памяти, то есть с агиологией и агиографией.
Крупнейшие защитники православия VIII в. Максим Исповедник и Иоанн Дамаскин развили учение о Божественных энергиях и о святости как результате их проникновения в человеческую природу. Поскольку в святости преодолевается средостение духовного и материального, святые спасаются телесно, то есть Божественные энергии пронизывают и их плоть, и их образы (иконы). Тем самым не только обосновывается иконопочитание, но и на новой глубине мысли утверждается и почитание святых. Соответственно, на новый уровень развития поднимается «словесная икона» -- жанр жития.
Итог всей агиографической работе иконоборческого периода подводит во второй пол. X в. выдающийся компилятор Симеон Метафраст. В трудах Симеона, питавшегося утонченным византийским богословием предшествующих двух веков, складывается стиль «плетения словес», изощренная и усложненная риторика в жизнеописаниях святых. С XI в. византийская агиография угасает. Нового расцвета -- также в стилистике «плетения словес» -- достигает уже накануне падения империи, в конце XIII-XV вв. в трудах Константина Акрополита (прозванного «Новым Метафрастом»), Никифора Григора, патриарха Константинопольского Фелофея. Параллельно в Византии продолжали существовать и жития, рассчитанные на совсем простого читателя, безыскусные по языку и литературной технике. Здесь господствовали сюжетная занимательность и атмосфера наивных чудес. В риторических житиях, напротив, высокий стиль соседствовал с прямой поучительностью, активным использованием абстрактных понятий, пышных сравнений и ярких оценочных эпитетов.
1.2 Развитие агиографического жанра
Агиография раннесредневекового Запада отличается от византийской большей безыскусностью и строгостью. Римская церковь до VI в. относилась отрицательно к распространению апокрифических сказаний о святых (декреты пап Дамаса 380 и Геласия 496). На итальянской почве агиография развивалась слабо. Другие западные церкви включают с IV в. житие в свой богослужебный круг, его читают за Литургией в день памяти святого, а орден св. Бенедикта вводит его в состав чинопоследования монашеских часов. Так появляется сам термин «легенда» в значении жития -- от латинского «vitalegenda» («читаемое жизнеописание») .
С VI в. фантастический материал в изобилии начинает притекать сюда с Востока, обогащаясь при дальнейшей переработке сказочными и «кровавыми» мотивами. Каролингское возрождение VIII-IX вв. пытается положить конец распространению легендарной агиографии так же, как и культу сомнительных святых. Однако фантастика продолжает развиваться в западной агиографии и усугубляется восточными мотивами, принесенными из крестовых походов.
Отличительная черта западной агиографии -- ее жанровое разнообразие и распространение житийных форм, независимых и от богослужения, и от ситуации «назидательного чтения». Еще с IV в. житийным материалом овладевает латинская поэзия. Поэмы о святых создают Павлин Ноланский, Пруденций, ВенанцийФортунат, Павлин Перигорский. С X в. жонглеры сочиняют поэмы о святых на старофранцузском и древневерхненемецком языках, в XII-XIII вв. появляются романы на агиографической основе (Гартман фон Ауэ, Рудольф фон Эмс и др.), в XIV-XV вв. житийные сюжеты активно используются в «мираклях» и «мистериях» народного театра .
На X-XI вв. приходится расцвет западной аскетической агиографии, связанный с духовной традицией аббатства в Клюни (Франция). Существенно меняют характер западной агиографии мистические течения XIII в., прежде всего -- францисканство. Изображение духовного облика святого достигает здесь психологической утонченности, акценты переносятся на индивидуальную неповторимость мистических переживаний. Подвижник в этих житиях склонен к эмоциональной чрезмерности, экстатичности. Апогей повествования здесь нередко выпадает на некое «харизматическое» озарение в результате напряженных медитаций на темы подражания Христу, Богоматери и святым древности.
Такого рода мистический опыт не находит никаких параллелей на православном Востоке, где он воспринимается как ложный, чуждый идеалу духовного трезвения.
В Европе в это время возникает и такое несвойственное византийско-славянскому Востоку явление, как агиографические сочинения, написанные самими их героями -- святыми. Как правило, они принадлежат не собственно житийному, а близким ему жанрам -- «видения», «откровения» (Откровения блаженной Анджелы XIV в.) и др. С православной точки зрения, описания собственных мистических озарений исполнены непростительной гордыни. Таким образом, к XIV в. с очевидностью проявляется принципиальное различие между католическим Западом и православным Востоком в понимании путей святости, а следовательно, и различие агиографических традиций .
В XVI в. в Европе на волне позднего Ренессанса впервые проявляется научно-критический подход к агиографии как корпусу памятников, требующих детального объективного исследования с целью подготовки к публикации выверенных текстов. Настоящим прорывом в критической агиографии стала работа над подготовкой изданий полного корпуса житий католических святых, начатая монахом-иезуитом из Антверпена Герибертом Росвейдом. После его смерти в 1624 эта работа была продолжена другим иезуитом - Иоанном Болландом (1596-1665) и продолжателями его дела, т.н. «болландистами». На протяжении XVII-XX вв. болландисты издали более 70 томов житийных памятников.
Глава II . Агиография русских святых XIV - XV вв .
2.1 Структурно-тематические особенности агиографических русских памятников
На Русь агиография в сопровождении богослужебных книг проникает в южнославянских (болгарских и сербских) переводах из Византии вместе с принятием христианства в X в. Первыми сборниками житий были так называемые месяцесловы (Остромиров, Асеманов XI в., Архангельский XI-XII вв.) и минеи четьи (от греч. menaion -- месяц), то есть книги для чтения «по месяцам». Минеи четьи (или четьи-минеи) содержали огромный корпус житий святых и учительных «слов» Отцов Церкви, расположенных по месяцам и дням богослужебного года от сентября до августа и охватывавших едва ли не большую часть круга чтения Древней Руси. В месяцесловах располагались краткие жития в порядке годового круга по дням памяти святых. Месяцесловы совпадали по типу и составу с греческими Синаксарями, которые на Руси получили названия Прологов (переводные Синаксари начинались со вступления - «Пролога», название которого и было перенесено на всю книгу). Четьи-минеи читались дома, в келье, за монастырской трапезой. Краткие жития из Прологов -- за богослужением утрени на 6 песне канона .
Уже в XI в. появляются первые оригинальные жития русских святых: Чтение о св. Борисе и Глебе и житие Феодосия Печерского, составленные Нестором-летописцем, а также Сказание о Борисе и Глебе неизвестного автора. Примечательно, что первыми русскими канонизированными церковью святыми стали именно князья Борис и Глеб. Внимание их агиографов сосредоточено на решении проблемы свободы и необходимости с христианских позиций. Поставленные в условия, при которых они могут воспротивиться мучениям, Борис и Глеб сознательно этого не делают и отдают себя в руки мучителям. Их смерть не была смертью за веру -- князья, убиенные Святополком «Окаянным», пали жертвой феодальных княжеских усобиц. Таким образом, Русская церковь с первых дней своего существования выявляет новый чин святости, неизвестный прочему христианскому миру, -- страстотерпчество. Особое и общенациональное почитание страстотерпцев говорит о том, что русская церковь не делает различия между смертью за Христа (мученичеством) и жертвенным закланием в последовании Христу, непротивлением смерти (страстотерпчеством). По чину страстотерпцев прошла и одна из последних по времени канонизаций -- причисление на Архиерейском соборе Русской Православной Церкви 2000 к лику святых императора Николая II и членов его семьи .
В XII-XIII вв. активно развивается агиография на Северо-востоке Руси: жития Леонтия, Исайи и Авраамия Ростовских, Игнатия, Петра, Никиты-столпника Переяславского, ВарлаамаХутынского, Михаила Тверского, Александра Невского. Эти жития писаны для богослужебного употребления и потому носят характер «памяти» о святом, выдержаны в стиле безыскусном, сухом и сжатом. Сам тип святости, привлекающий к себе внимание северо-восточных агиографов, отмечен умеренным, «мирным» и «тихим» подвигом. Он ориентирован на «срединный» путь аскезы древних иноков Палестины. Византийские и южнорусские, киевские, жития тяготеют к драматической святости отшельников Сирии и Египта с их суровой аскезой и напряженной духовной бранью. Такой тип «жесткой» святости отражен в Киево-печерском патерике XIII в.
Жанр патерика (от греч. paterikon -- отечник) вообще занимает особое место в агиографической письменности. Помимо житийного материала, в патериковые сборники включаются изречения святых отцов-подвижников. Сам же житийный материал здесь осмысляется несколько иначе, чем в обычных житиях. Если обычные жития стремятся показать образцовый жизненный путь подвижника, дать эталон подражания читателям-христианам, то патериковые сказания, или так называемые, патериковые новеллы, останавливают внимание на странном, необычном, сугубо индивидуальном в жизни и поступках святого и потому не всегда пригодном для подражания (бесовские искушения, «странности» и «чудачества» святых и т.д.) .
Расцвет русской агиографии приходится на XV в. Тогда же меняется и характер отечественной житийной литературы. Фактический, документальный материал отступает на второй план, и главное внимание обращается на его обработку. В житиях начинают появляться искусные литературные приемы, развивается целая система жестких правил. Через так называемое «второе южнославянское влияние», агиографов сербского и болгарского происхождения, на Русь проникает стиль византийского «плетения словес». Укреплению этого стиля способствует аскетико-богословского движение исихастов, наиболее ярким представителем которого был выдающийся византийский святой Григорий Палама (IV). Книжники исихастской традиции исходили из того, что слово неразрывно связано с тем лицом или предметом, которое оно обозначает. И потому назвать явление -- значит, насколько возможно, его познать, прикоснуться к его вечной, а в случае агиографии -- Божественной сущности. Отсюда проистекала риторическая «неуемность» «плетения словес» в агиографии, стремление подобрать целый ряд ярких синонимов, сравнений, торжественных словословий, дабы приблизиться к пониманию тайны героя жития. Прежняя краткая «память» о святом преображается в обширное хвалебное церковно-историческое слово. Личность агиографа, прежде скрывавшаяся, теперь выступает более или менее ясно. Нередко в житии дается краткая биография автора. Местом составления жития становятся уже не только города, но и отдаленные от культурных центров монастыри. И потому в житиях этой поры много ценного с исторической точки зрения бытового материала. Самыми известными книжниками эпохи стали Пахомий Логофет, оставивший 10 житий, 6 сказаний, 18 канонов и 4 похвальных слова святым, и Епифаний Премудрый -- автор житий Стефана Пермского и наиболее прославленного русского святого, основателя Св.-Троицкой Лавры преподобного Сергия Радонежского .
На протяжении долгого времени агиография существовала как анонимная словесность. Если же автор все-таки заявлял о себе, то ему полагалось подчеркивать всяческое свое «неразумие», указывая во вступлении, что он слишком ничтожен, чтобы описать жизнь отмеченного Богом человека. С одной стороны, взгляд агиографа на своего героя -- это взгляд обыкновенного человека на необыкновенную личность. С другой стороны, за составление жития мог браться человек книжный, сведущий в трудах предшественников, обладающий литературным даром и способный толковать Божественный Промысел путем аналогий, главным образом, из Священного Писания. Тем не менее, средневековая агиография не знает принципа безусловного почитания творческой индивидуальности книжника и его «авторской воли». Жития помногу раз переписывались, а в процессе переписки они могли серьезно правиться, редактироваться, обогащаться новыми вставками, поскольку самым ценным в житии видится не «рука книжника», а лик самого святого. Потому жития древних и средневековых святых вариативны, они существуют нередко в десятках и даже сотнях различных списков-редакций, существенно разнящихся между собой. Это сильно затрудняет работу критической агиографии по подготовке научных изданий житий, тем более что большинство из них дошло до нас лишь в позднейших и сильно измененных списках. Перед критической агиографией стоит задача либо реставрировать гипотетическую первичную редакцию, либо сводить все тексты воедино и публиковать их общим корпусом. Потому пока научные издания получили не более четверти древнерусских житий. Остальные в основном рассеяны в списках по десяткам государственных и монастырских собраний.
Подобно иконографии и церковному искусству в целом, агиография подчинена канону, строго заданному и закрепленному традицией своду правил, которыми определяются образцы жанра. Канон предписывает определенные словесные и композиционные трафареты в описании жизни святого, четкий жанровый этикет.
Этикетный канон жития складывается из предисловия и краткого послесловия агиографа, обрамляющих основное повествование, которое включает в себя несколько обязательных вех :
1. восхваление родины и/или родителей святого;
2. чудесное предвозвещение его появления на свет, проявление святости в раннем возрасте, отказ от баловства и озорных детских игр;
3. искушения;
4. решительный поворот на путь духовного спасения;
5. кончина и посмертные чудеса.
Заданность канона могла приводить к тому, что книжник порой компоновал житие русского святого по образцу жития одноименного ему святого греческого. Однако в таком регламенте структуры жития не следует усматривать шаблонность или «стеснение авторской индивидуальности». В средневековой словесности оригинальность и свобода не мыслятся вне трафарета, строго ограниченных формальных рамок, поскольку и сам облик святого непременно рисуется обобщенно. Подобно тому, как иконография деформирует внешность изображаемого человека, дабы выявить его духовную суть, агиография отказывается от житейской конкретики, а порой и «исторической достоверности» в пользу канонического трафарета.
В XVII в. с процессом постепенной секуляризации, «обмирщения» русской культуры начинает проявляться кризис канонической агиографии. В среде старообрядчества появляются немыслимые прежде автоагиографические произведения (составленное самим «агиографическим героем» Житие протопопа Аввакума) .
Следуя греческой традиции, в русской агиографии и агиологии, помимо мучеников, страстотерпцев и блаженных, утвердился также ряд иных чинов святости: преподобные - монахи; святители -- епископы; равноапостольные - монархи и князья, крестившие свои народы (князь Владимир) либо подготовлявшие их крещение (княгиня Ольга); священномученики -- мученики, пребывавшие в священническом или епископском сане; бессеребряники -- святые, особо прославившиеся своим бескорыстием (прежде всего, особо почитавшиеся на Руси римские лекари III в. Косьма и Дамиан); праведные -- святые из числа мирян и «белого», не монашествующего духовенства, не принявшие мученичества; благоверные -- благочестивые князья и монархи, предстатели за свой народ пред Богом и защитники веры.
2.2 Житийная литература Руси
В исследованиях житийной литературы преобладают несколько подходов, в которых наблюдается нечто общее: жития используются как материал для изучения проблем, внешних по отношению к самому житию как жанру и даже чуждых ему и в формальном, и в содержательном планах.
Жития исследуются для сбора исторических, бытовых данных, и на этом материале разрабатывается, например, «история колонизации» монастырями русского Севера или другого региона.
Жития изучаются для сбора нравственно-религиозных, социально-психологических сведений, по которым восстанавливается нравственный, психологический, религиозный климат определенной эпохи.
Житие просеивается сквозь сито критического подхода к личности и жизненному пути святого, чтобы получить биографическое научное жизнеописание святителя, преподобного или благоверного князя.
Жития служат материалом для «реконструкции средневекового мировоззрения». При этом можно отметить две тенденции: либо автор на основе житийных, т.е. косвенных свидетельств приходит к выводам, которые мы можем найти в богословских сочинениях той эпохи (почерпнуть их из прямого источника), либо стремится противопоставить реконструированное им мировоззрение официальному церковному, оставляя открытым вопрос о том, почему же Церковь приняла, канонизировала этого святого и его житие .
Жития, как «литературные памятники», служат материалом для разработки древнерусской эстетики и поэтики древнерусской литературы. При этом нередко упускается из виду, что древнерусская эстетика тесно связана с византийским богословием и многовековыми устоявшимися эстетическими представлениями греков. Поэтому «реконструировать» древнерусскую эстетику необходимо на фоне византийской. Это, с одной стороны, убережет нас от «открытия Америк» в древнерусской эстетике, а с другой -- позволит различать в литературе и искусстве Древней Руси художественные явления, восходящие к известным византийским богословским, эстетическим представлениям, и самостоятельные, в большей или меньшей мере самобытные произведения .
Жития исследуются в историко-литературном плане. При этом досконально изучаются те фрагменты жития, которые идут вразрез с агиографическим каноном, что позволяет интерпретировать житие как предтечу бытовой повести и даже романа. Точка зрения на житие при таком подходе носит ретроспективный и эгоцентрический характер: «важно», «хорошо», «интересно», «эстетично» в житии то, что ведет к современной литературе или предвещает ее, а также то, что приемлемо с позиций современной эстетики, даже если это «эстетичное» разрушало житие как жанр .
Святитель Стефан Пермский (ок. 1345-1396) -- основатель и первый епископ Пермской епархии, просветитель народа коми-зырян. Святитель Стефан родился в Устюге в семье Симеона, причетника Устюжского собора и его жены Марии. В детстве обучился грамоте, в юности постригся в монахи. В монастыре Григория Богослова возле г. Ростова он изучил греческий язык. Вернувшись в Устюг, составил азбуку языка коми и переводы на новый письменный язык основных богослужебных книг. В 1379 г. Стефан получил благословение на проповедь христианского учения среди коми-зырян.
Местом проповеди Стефан избрал зырянский поселок Усть-Вым. Здесь он строил церкви, крестил местных жителей. В споре с зырянским кудесником Памом святитель Стефан посрамил волхва чудесами. В начале 1383 г. Стефан ездил в Москву и был утвержден епископом новой Пермской епархии. Вернувшись в Усть-Вым, основал монастырь при Михаило-Архангельском соборе.
Святитель Стефан был дружен с Сергием Радонежским. Сохранился рассказ о чудесном общении двух великих старцев. Однажды Стефан Пермский проходил рядом с Троицким монастырем. Поклонившись в сторону монастыря, Стефан приветствовал Сергия Радонежского: «Мир тебе, духовный брат!». Находившийся в это время за трапезой преподобный Сергий, неожиданно встал из-за стола, совершил молитву и, поклонившись, сказал: «Радуйся и ты, пастух Христова стада, и Божий мир пусть будет с тобой!».
После смерти святитель Стефан Пермский был похоронен в монастыре Спаса на Бору Московского Кремля (собор не сохранился). Канонизирован Русской Православной Церковью. День памяти: 26 апреля (9 мая).
Преподобный Димитрий Прилуцкий (ум. 1392) -- основатель и игумен Спасо-Прилуцкого Вологодского монастыря. Он родился в г. Переяславле-Залесском в богатой купеческой семье. С детства обучился грамоте, но торговыми делами не интересовался. Юношей он принял монашеский постриг в ПереяславскомГорицком монастыре. Вскоре он переселяется «на болото» -- болотистое место на окраине Переяславля, в одной версте от Плещеева озера. Здесь Димитрий основывает храм во имя святителя Николая Мир Ликийского и монастырь, игуменом которого становится. Никольский монастырь получает известность, к Димитрию тянутся иноки и местные жители. В это же время, возможно, в 1354 г., Димитрий знакомится с Сергием Радонежским и часто с ним встречается. Великий князь Дмитрий Иванович Донской попросил Димитрия быть восприемником при крещении одного из своих сыновей.
Но людская слава тяготила Димитрия. Даже во время бесед его лицо всегда было закрыто монашеским куколем. На рубеже 60-70-х гг. XIV в. он покинул Никольский Переяславский монастырь. Вместе с учеником Пахомием Димитрий уходит на север и основывает храм Воскресения Христова в 20-ти верстах от Вологды. Однако местные жители потребовали от монахов покинуть эти места, ибо боялись попасть в кабалу к новому монастырю. Димитрий и Пахомий не стали спорить. Летом 1371 г. они обосновались возле села Прилуцкого, на повороте (луке) реки Вологды, в трех верстах от города. Здесь жители с радостью встретили известного подвижника, помогли в строительстве церкви. Храм во имя Спаса нашего Иисуса Христа, Его Пречистой Матери и в честь Животворящего Креста был освящен 1 августа 1371 г. Димитрия стали прозывать Прилуцким, а основанный им новый монастырь -- Спасо-Прилуцким.
Димитрий Прилуцкий, впервые в Вологодской земле, ввел в монастыре общежительский устав. Сам он был первым в общих трудах на благо обители, первым был и в молитвенном подвиге. По его повелению, в храме было устроено особое место, отгороженное досками. Здесь, никем не видимый и ничем не отвлекаемый, он и молился. Димитрий придерживался очень строгого поста -- неделями обходился без пищи, позволяя себе вкушать хлеб с водою только в праздники. На теле он носил тяжелые железные вериги, зимой и летом ходил в заскорузлом тулупе из жесткой овчины.
По преданию, Димитрий обладал даром предвидения. Так, он предсказал смерть Дмитрия Донского, о которой в Вологде стало известно только через несколько дней.
После смерти, Димитрия Прилуцкого похоронили в построенной им церкви. Вскоре возле гробницы совершились многие чудеса. Особо много исцелений произошло в 1409 г., когда Вологду поразила эпидемия страшной болезни. Тогда же возникло местное почитание святого. Общерусское почитание установилось в конце XV в. День памяти: 11 (24) февраля.
Особое место в этом ряду занимали ученики преподобного Сергия Радонежского, ставшие основателями большого числа общежительских монастырей.
Преподобный Кирилл Белозерский (вмиру -- Косьма) (1337-1427) -- самый знаменитый ученик Сергия Радонежского, основатель и первый игумен Кирилло-Белозерского монастыря под Вологдой. Он родился в Москве, в знатной семье. После смерти родителей воспитывался в доме своего родственника Т.В. Вельяминова, окольничего при дворе великого князя Дмитрия Донского. Вельяминов был против принятия Косьмойиноческого сана. Но Косьма настоял на своем желании. В возрасте тридцати лет он принял пострижение в подмосковном Симоновом монастыре под именем Кирилла. В иноки его посвятил игумен Федор, племянник Сергия Радонежского. В обители Кирилл исполнял обязанности хлебопекаря. Посещавший монастырь Сергий Радонежский часто беседовал с Кириллом с глазу на глаз, причем сначала Сергий встречался с Кириллом, а потом уже шел к игумену. В 1390 г. Кирилла избрали игуменом Симонова монастыря. Но вскоре Кирилл отказался от игуменства, ушел в свою прежнюю келью и затворился в ней.
Согласно Житию, однажды во время ночной молитвы он услышал голос: «Кирилл, уйди отсюда. Иди на Белое озеро и найдешь там покой, там тебе уготовано место, в котором спасешься». Взглянув в оконце кельи, Кирилл увидел белый свет и некую местность, находящуюся далеко на севере. Вскоре видение исчезло. В 1397 г. Кирилл вместе с другим иноком, Ферапонтом, покинули обитель и ушли на север. Они обошли несколько мест, пока Кирилл не узнал то, которое было указано в чудесном видении. Кирилл вырыл здесь землянку и стал жить. Вокруг кельи Кирилла собралась братия. Совместными усилиями они построили деревянную церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы. Так, на берегу Сиверского озера возник Успенский Кирилло-Белозерский, или просто Кириллов монастырь. Кирилл ввел в монастыре строгий общежительский устав. Ферапонт через некоторое время оставил это место и в пятнадцати верстах основал иной монастырь, позднее известный как Ферапонтов.
Кирилл вел обширную переписку с князьями, сыновьями Дмитрия Донского. До нашего времени дошли двенадцать книг из личной библиотеки преподобного Кирилла -- первая известная нам русская частная библиотека.
Кирилл еще при жизни прославился многими чудесами. Совершались они и после смерти Кирилла. В XV-XVI вв. Кириллов монастырь пользовался особым уважением в России, особенно у царского семейства. День памяти преподобного Кирилла Белозерского: 9 (22) июня.
Преподобный Ферапонт Белозерский и Можайский (вмиру -- Федор Поскочин) (ум. 1426) -- основатель и первый игумен Рождественского Ферапонтова монастыря в Белозерье и Можайского Лужецкого монастыря. Родился он в Волоколамске в семье дворян Поскочиных. В юности тайно ушел из дома и принял монашеский постриг под именем Ферапонта в Симоновом монастыре в Москве. Однажды, по поручению настоятеля монастыря, побывал на Русском Севере, в далекой белозерской стороне. Белозерье покорило Ферапонта. Вернувшись вСимонов монастырь, он рассказал о северных краях иноку Кириллу. «Есть ли на Белом озере место, где бы можно безмолвствовать иноку?» -- спросил Кирилл. «Там их много», -- ответил Ферапонт. В 1397 г. Кирилл и Ферапонт ушли из Москвы на север и возле Сиверского озера они построили деревянную церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы.
В 1398 г. Ферапонт оставил это место и поселился в пятнадцати верстах на берегу Бородавского озера. Вскоре к нему стали приходить другие монахи. В 1409 г. Ферапонт построил деревянный храм Рождества Богоматери. Так возник монастырь, позднее известный как Ферапонтов.
Земли Белоозерья входили в удел князя Андрея Дмитриевича Можайского. Услышав о новой обители, князь прислал сюда в дар утварь для храма и пожаловал монастырю земли. Давно желая построить монастырь близ Можайска, князь пригласил Ферапонта к себе. Ферапонт приехал в Можайск и основал Лужецкий монастырь. Там он и умер в 90-летнем возрасте. Ферапонт Белозерский и Можайский причислен к лику святых. День памяти: 27 мая (9 июня).
Преподобный Савва Сторожевский, Звенигородский Чудотворец (ум. 1407) -- основатель и первый игумен Рождественского Саввино-Сторожевского Звенигородского монастыря. Место и время рождения преподобного неизвестны. Ученик Сергия Радонежского, к 1381 г. Савва был уже авторитетным иноком Троицкого монастыря, духовником всей монастырской братии. По благословению Сергия Радонежского в начале 80-х гг. Савва стал игуменом Успенского монастыря на реке Дубенки. В 1392 г. вскоре после смерти преподобного Сергия, братия Троицкого монастыря попросила принять на себя игуменство. Шесть лет Савва возглавлял Троицкий монастырь, а потом отошел от дел, желая пребывать в безмолвии и монашеских трудах.
В 1398/99 гг. сын Дмитрия Донского, Юрий Дмитриевич, князь Звенигородский попросил Савву посетить его дом и благословить домашних. Просьба была не случайной -- Савва являлся духовником Юрия Дмитриевича. В Звенигороде Юрий Дмитриевич принялся упрашивать своего духовного отца устроить близ города монастырь. Он показал Савве заранее облюбованное место -- на горе «Сторожи» или Сторожевской в полутора верстах от Звенигорода. Это место полюбилось и Савве. В короткое время здесь была построена деревянная церковь Рождества Пресвятой Богородицы, поставлены келии и собралась братия. Преподобный Савва ввел в монастыре общежительский устав. Монастырь стали впоследствии называть Савво-Сторожевским.
В 1399 г. Савва предсказал победу войску Юрия Дмитриевича в битве с татарами. В благодарность, в 1405 г. на средства князя был построен каменный собор во имя Рождества Пресвятой Богородицы.
Слава монастыря и его игумена росла. Но Савва, избегая земной славы, удалился от братии в пещеру, которую выкопал в глубоком овраге в версте от монастыря. Здесь он пребывал в трудах, молитве и безмолвии до самой смерти.
Со 2-й половины XV в. у гроба святого стали совершаться многочисленные чудеса. Число их не поддается подсчету, а сам Савва прославился как великий чудотворец. Местное почитание Саввы началось вскоре после его смерти. Общецерковное почитание утвердилось в конце XV -- начале XVI вв.
Преподобный Павел Комельский, или Обнорский (1317-1429) -- основатель Троицкого Комельского (Павло-Обнорского) монастыря. Он родился в Москве, в состоятельной семье. В двадцать два года принял иноческий постриг. Узнав о подвигах Сергия Радонежского, пришел к нему и поселился в Троицком монастыре. Пятнадцать лет провел Павел в Троицкой обители: сначала трудился в хлебопекарне и на кухне, а затем удалился в отходную, или уединенную келью. Здесь он жил в безмолвии и молитве. Тяготясь общением с людьми, Павел покинул монастырь. Сергий Радонежский благословил его: вручил медный крест, который впоследствии хранился на гробе Павла в устроенной им обители (крест пропал в 1909 г. во время пожара).
Тридцать пять лет странствовал Павел по глухим пустынным местам. Наконец он обосновался в глухом Комельском лесу, на границе Вологодской и Костромской земель. Три года он провел здесь в полном одиночестве, проживая в дупле огромной липы. В 1393 г. он нашел новое место жительства, возле речки Нурмы в том же Комельском лесу -- построил хижину и вырыл колодец.
В уединенный скит потянулись другие иноки. Сначала Павел отказывался принять их. Но потом согласился и возник монастырь, живший по общежительскому уставу. Павел и его ученик Алексей отправились в Москву с просьбой о благословении. Учредительная грамота об основании Троицкого Комельского монастыря датирована 1414 годом.
Тогда же, на рубеже XIV-XV вв. на Руси возникла еще одна знаменитая обитель -- Спасо-Преображенский Валаамский монастырь. Основателями и первыми игуменами считаются преподобные Сергий и Герман Валаамские. Вообще, историки до сих пор спорят о времени жизни Сергия и Германа. Причем датировки колеблются в пределах почти полутора тысячи лет! Монастырское предание гласит, что Сергий был учеником самого апостола Андрея Первозванного, который в I в. н.э. проповедовал в Новгородских землях. Другие источники время его жизни относят к IX в., к концу X в., к XII в., к XIV в. и даже к началу XV в. Недавно обнаружена рукопись XVI в. под названием «Сказание о Валаамском монастыре», которое вроде бы внесло некоторую ясность в этот вопрос.
Согласно «Сказанию» Сергий жил в конце XIV -- начале XV вв. В конце XIV в. Сергий, Ефрем и еще несколько человек пришли из Великого Новгорода к острову Валаам и основали здесь монашеское житие. Вскоре Ефрем переселился на озеро Ильмень и основал здесь Перекомский монастырь. Сергий же явился в Новгород к архиепископу Иоанну II за благословением на открытие нового монастыря. Архиепископ дал письменный указ о том, что остров Валаам отдается монахам. Случилось это между 1388 и 1415 гг. Две наиболее вероятных даты -- 1389 или 1399 гг. Хотя другие исследователи указывают на другую дату -- 1329 г.
Впрочем, и эта точка зрения не находит полной поддержки. Связано это с тем, что буквенная запись цифр (а в Древней Руси цифры записывались буквами) в «Сказании» искажена. И некоторые исследователи (в частности, С.Н. Азбелев) считают, что в рукописи имелся в виду 1029 г.
Во всяком случае известно, что преподобный Сергий ввел в монастыре общежительский устав, равенство всех иноков, общие для всех работы. Иноки ели простую пищу, имели общее имущество. Но вскоре между игуменом и братией монастыря произошел конфликт. Сергий покинул обитель и поселился сначала в отдельном месте на острове, а потом вообще удалился в Новгород, в монастырь Иоанна Богослова. Здесь Сергий встретил свой смертный час.
Преемником Сергия стал священноинок Герман, второй игумен Валаамского монастыря. Сведения о его жизни не сохранились. По смерти он был похоронен на Валааме.
Основателями Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря стали Савватий (ум. 1435), Зосима (ум. 1478) и Герман (ум. 1479) Соловецкие. Савватий, место рождения которого неизвестно, был учеником Кирилла Белозерского и долгое время находился в числе братии основанного им монастыря. Через Кирилла Савватий был причастен к духовной монашеской традиции, у истоков которой стоял великий старец Сергий Радонежский. Как отмечает современный исследователь А.И. Лаушкин, после смерти учителя Савватий, смущенный распространяющейся о нем славой подвижника, покинул обитель и ушел в Спасо-Преображенский монастырь на Валааме. Но и там земная слава настигла его. Будучи уже в преклонных летах, он тайно удалился с Валаама и отправился на север, мечтая добраться до необитаемых Соловецких островов, о которых узнал раньше. На берегу реки Выг он встретил молодого монаха карела Германа. Герман однажды уже побывал на Соловках с рыбаками и захотел присоединиться к старцу. Преодолев морской простор на утлом суденышке, подвижники поселились на пустынном берегу Большого Соловецкого острова, где прожили в непрестанных молитвах и тяжелых трудах несколько лет. В 1435 г. в то время как Герман был в вынужденной отлучке, Савватий почувствовал приближение смерти, сумел сам добраться до материка, причастился и принял кончину у устья Выга. В 1465 г. его мощи были перенесены на Соловки.
Вскоре после смерти Савватия Герман нашел себе нового сопостника -- Зосиму. Зосима вырос в прионежской веси Шунга (по соседству с селом Толвуй) в семье богатого новгородца. После смерти отца и ухода в монастырь матери он раздал свое имущество бедным и отправился с Германом на Соловки. Весть о двух отшельниках, поселившихся на суровом беломорском острове, постепенно распространилась в Поморье, и к Зосиме начали стекаться ученики. Так было положено начало знаменитому Соловецкому монастырю. Силами монашеской общины, сплотившейся вокруг Зосимы, был построен первый монастырский храм во имя Преображения Господня.
И еще одна обитель, возникшая в XV столетии сыграла большую роль в истории русской духовности -- Рождественский Боровский Пафнутьев монастырь. Основателем и первым игуменом этого монастыря был преподобный Пафнутий Боровский (в миру -- Парфений) (1394-1477) . Он был внуком татарина-баскака, осевшего в г. Боровске и принявшего крещение под именем Мартина. Родился будущий святой в своем наследственном селе Кудинове в четырех верстах от Боровска. В возрасте двадцати лет принял иноческий постриг под именем Пафнутий в Покровском Высоцком монастыре близ Боровска. В 1431 г. братия избрала его игуменом монастыря. Возглавлял монастырь тринадцать лет, затем сильно заболел, во время болезни принял схиму. По выздоровлении, в 1444 г., он отказывается от игуменства, покидает обитель и вместе с одним иноком поселяется в новом месте, в трех верстах от Боровска. К нему переселяются иноки из Высоцкого монастыря, строятся кельи, а затем церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Так и возник новый монастырь.
Монастырь не отличался чрезмерной аскетической суровостью, но Пафнутий требовал от иноков строгого соблюдения устава. Внешность игумена была не слишком выразительной: сгорбленный и малорослый, с большой седой бородой, в плохой одежде. Но он обладал поразительным даром воздействия на любого, с кем ему приходилось общаться. Старец обладал и способностью по лицу человека узнавать скрытые желания и помыслы. Своим ученикам и духовным детям он внушал благоговейный страх. Князь Юрий Дмитровский рассказывал, что когда он шел на исповедь к Пафнутию, то у него от трепета подгибались колени. Пафнутий Боровский и его монастырь вызывали исключительное уважение у правителей Руси. Покровителем Боровского монастыря был сам великий князь Иван III.
Учениками Пафнутия Боровского были многие выдающиеся русские церковные деятели, в том числе Иосиф Волоцкий и его брат Вассиан Санин, архимандрит Ростовский.
Боровский игумен за неделю до кончины предсказал свою смерть. Проститься с Пафнутием явились посланцы от князей и митрополита. Но он никого не принял и сказал: «Уже ничего не хочу от мира сего: и почестей не желаю, и ничто не страшит меня в мире этом».
Местное почитание Пафнутия Боровского было установлено в 1531 г. Его особо почитали в великокняжеской семье, он стал как бы фамильным святым московских князей. Будущий царь Иван Грозный считался рожденным по молитвам святого Пафнутия. В 1547 г. было установлено его общецерковное почитание. День памяти: 1 (14) мая.
В XIV-XV вв. свою святительскую деятельность осуществляли и московские митрополиты, прославленные позднее Русской Православной Церковью.
Митрополит Киевский и всея Руси Киприан (ок. 1340-1406) возглавлял Русскую Церковь в 1381-1382 и 1390-1406 гг. Он был болгарином, родом из г. Тырнова. Принадлежал к богатой семье. Рано принял монашество и около десяти лет провел на Афоне, после чего служил в Константинополе. В 1375 г. константинопольский патриарх поставил Киприана митрополитом Литовским и Русским по требованию литовского князя Ольгерда. Но с условием, что после смерти митрополита Алексия Киприан станет митрополитом Киевским и всея Руси. Алексий умер в 1378 г. и Дмитрий Иванович попытался утвердить на митрополичьей кафедре своего ставленника архимандрита Михаила (Митяя). В 1378 г. Киприана, попытавшегося занять кафедру, арестовали, а затем выставили за пределы Московского княжества -- в Литву. Но Михаил (Митяй) умер по дороге в Константинополь. В 1381 г. Киприан все же утвердился в Москве. В 1382 г. во время нашествия Тохтамыша он не пошел с князем в Коломну и не остался в Москве, а бежал в Тверь. Это навлекло гнев Дмитрия, и Киприана опять выслали из Москвы. До смерти Дмитрия Ивановича Киприан жил в Киеве и в Константинополе.
...Личность, деятельность и становление культа святого Мартина Турского. Культ святых в контексте социально-политического и культурного развития Меровингского государства. Церковная политика Карла Великого и культ святых в период Каролингского государства.
дипломная работа , добавлен 21.11.2013
Докирилловская письменность и знания славян. Христианизация Руси: развитие бытовой и духовной культуры. Разработка византийским дипломатом и славянским просветителем Кириллом славянской азбуки. Первые приходские школы при Владимире I и Ярославе Мудром.
реферат , добавлен 23.12.2015
Битва на Калке. Начало нашествия. Поход на Русь. Правление Александра Невского. Влияние монголо-татарского ига на развитие русских земель. Массовые разрушения русских городов. Разрыв торговых и культурных связей.
контрольная работа , добавлен 25.11.2006
Отношения русских и половцев. Причины первой русской революции. Ликвидация рабства в России и США, исторические и экономические последствия. Личность российского военачальника П.Г. Корнилова. Сходство политики Ивана III с политикой золотоордынских ханов.
контрольная работа , добавлен 09.12.2011
История становления и цели монашеской жизни. Святой Антоний Великий как основатель отшельничества. Жития святых Пахомия Великого, Василия Великого и Бенедикта Нурсийского. Роль Иерусалимского и Студийского уставов в развитии общежительного монашества.
реферат , добавлен 14.12.2011
Характеристика социально-экономического и политического строя Монгольской империи. Завоевательные походы хана Батыя и их последствия для русских земель. Борьба Северо-Западной Руси с агрессией крестоносцев. История русских земель в составе Золотой Орды.
контрольная работа , добавлен 21.10.2010
"Осень средневековья" и проблема складывания основ национальных государств в Западной Европе. Анализ причин и предпосылок образования Русского централизованного государства. Возвышение Москвы. Объединительный процесс русских земель в IV - начале XV веков.
реферат , добавлен 18.11.2013
Проблемы имагологии в современной историографии. Зарождение и развитие русско-английских отношений в XVI – XVII веках. Взаимные представления о посольском обычае и государственных институтах. Повседневная жизнь и религиозность глазами англичан и русских.
Агиография – это жизнеописание святого. Часто именуется житием. Жанр жития пришел на Русь из Византии. Главная цель – сохранить память о святом, кто своим благочестием мог стать примером людям для наставления на путь истинный. Для этого жанра сложился свой определенный канон. Выделялось 3 компонента: рождение, его путь, смерть и посмертные чудеса. Во вступлении автор жития с характерным для него самоуничижением обращается к Господу за помощью в написании. Часто уже в детстве герой уже был отмечен Богом. Святой чуждался развлечений, прилежно изучал Св.Пис, таким образом готовился, к подвижническому пути. Сама жизнь сопровождалась: исцелениями, чудотворениями… описывался аскетический образ жизни. Таким образом, создавался образ идеального человека. Жанр Жития имел два типа в зависимости от подвига святого. выделялись жития мартирии, повествующие о мучениках. И жития повествующие о праведника. Житие мученика, часто сосредоточивалось на подвиге мученичества. Жития праведников – на самом пути. Главные задачи жития прежде всего это назидательное дидактическое, поскольку жизнь святого это пример, образец для подражания. 2. Историческая – закл. В том чтобы сохранить в памяти народа само подвиг святого. Задача занимательная, соотношение читателя и героя жития (подражание). Первым житием на Руси стало житие Бориса и Глеба. «Чтение о житии и погублении Бориса и Глеба», которое сразу же при написании отклонилось от канона. В этом произведении внимание автора составителя было сконцентрировано на мученическом подвиге святых, эту тенденцию развило сказание о Борисе о Глебе, которое дошло до нас в составе «Повести временных лет». Было создано в 11 веке, в основе этого произведения лежит исторический факт убийства Святополком своих младших братьев в 1015 году. Князь Ярослав добился канонизации святых, для которых понадобился текст. На основе летописной повести было составлено сказание о Борисе и Глебе. Сказание не следует традиционной житийной схеме в произведении выделяется вступление где автор показывает историю рода Бориса, Глеба, Святополка, и указывая на это родство проводит аналогию убийства Авеля Каином. В произведении показана лишь сцена убийства младших князей и само описание муч.конца дано в традиционной агиографической форме: автор сказания внимательно относится к состоянию каждого святого, поэтому произведение насыщенно плачами и молитвами. Это передает трагический, драматический характер, выбор между мученическим венцом и спокойной жизнью, каждый из героев лишается, каждый из князей подчиняется правилу доверия жизни старшему брату святополку, принимая это правило, они обрекают себя на смерть. Традиционное описание чудес, чудо нетленности мощей. Святополк окаяный дан в противопоставление младшим братиям. Момент выбора описывается по разному. От могилы святополка исходит смрад в назидания другим, а тела святых нетленны и благоуханны.
Жанр хождения. Существует 5 разновидностей. Документально зафиксированные очерковые записи, путники, скаски, статейные списки, легендарные или вымышленные рассказы о путешествиях. Самыми первыми хождениями на Руси явл. документально зафиксированные рассказы о паломниках. (возвращались с пальмовой ветвью). Задача паломника, духовно соприкоснуться с миром тайным. Паломник это не только созерцатель, но и обретает тем самым новую форму жизни. Сам путь к святому месту дает возможность подумать над жизнью, переосмыслить её.
Языковой стиль хождений вмещал в себя богатство разговорной лексики с некими примесями добавлениями иностранного языка. По своему характеру хождения делились на 2 жанра: паломничество и светское хождение (путешествие).
ХОЖДЕИЕ ИГУМЕНА ДАНИИЛА
До настоящего момента не известно, кто был игумен Даниил. Считается, что автором хождения игумена Даниила мог быть монах черниговской земли. Человек был литературно образованный. Автором могу быть епископ города Юрьева. В 1106-1108 годах совершал свое хождение на святую землю Иерусалим и по Палестине. Произведение игумена Данила состоит из трех больших частей. 1 Введение. 2. Хождение. 3. Молитва за русскую землю.
1. Введение. Автор обращается к жанру хождения исходя из двух причин: ему не терпится мыслию и любви ради посетить Иерусалим. Приобщить читателя к истинному паломничеству. Главным явл не столько физ. перемещение человека, сколько умение человека душой соприкасаться с правдой. Т.е путешествовать можно на месте, совершая добрые дела. Основная часть посвящена хождению в Иерусалим. Само повествование распадается условно на 2 части. От одного места до другого дострелить можно взрослому человеку. Ед. измерения выражают посильные возможности человека. Автора интересует природа окружающего его мира. Интересует характер деятельности тех народов с которыми он сталкивается в процессе встреч в паломничестве, рассказывает о том какая ловится рыба. Рассказывая о некоторых особенностях Святой земли, игумен Даниил соотносит с русскими реалиями. Оказываются тесно связанными библейско-историческая апокрифическая и реальная. Описывая различные святые места автор приводит, как реальные факты связанные с апокрифическими сказаниями. Например, автор пишет, что под камнем, в который было вставлено распятие Христово находились кости Адама (череп). Когда камень треснул, кровь и вода истекший из Христа омыли череп Адама, тем самым смыв с него грехи. Само хождение имеет и познавательное и нравственное значение.
Й этап
Сначала широко распространяются переводные византийские жития, из них особенно популярным становится занимательное “Житье святаго человека Божия Алексия”. В Болгарии оно было переведено уже в Х веке. В России это житие перешло в фольклор, превратившись в духовный стих. Из оригинальных русских житий получило широкую известность “Сказание о Борисе и Глебе”.
Первые русские жития отступают от традиционной схемы в сторону сближения с реальной жизнью. Для них типично введение в ткань повествования отдельных конкретных изображений, живых психологических моментов, некоторых жизненных ситуаций. Образ самого героя обычно меньше затронут подобными нарушениями агиографического этикета. Он нарисован с самым пунктуальным соблюдением абстрактного религиозного идеала. Например, в “Житии Феодосия Печерского” Нестора отрок Феодосий в изображении автора агиографически стилизован. Образ его схематичен и прямолинеен. Он построен по канону, поступки его однотипны и заранее предписаны идеалом христианского подвижника. Речь его немногословна и всегда многозначительна: насыщена “высокими” церковнославянизмами, она полна назидательных сентенций, изобилует цитатами из Священного писания. “Духовный мир его наглухо закрыт для читателя, и Нестор святотатственно никогда в него не заглядывает. 6 Но в том же житии при описании матери святого, ее неудачной, но трагической борьбы за сына, тот же агиограф Нестор отступает от схемы и дает верные жизненные детали, рисует правдивые впечатляющие картины.
Одними из самых чтимых святых на Руси были Борис и Глеб. Им было посвящено три дошедших до нас произведения: летописный рассказ, “Чтение о Борисе и Глебе” Нестора и безымянное “Съказание и страсть и похвала святую мученику Бориса и Глеба”. Последнее было особенно распространено, о чем свидетельствуют почти 200 его списков, дошедших до нас. Неканонические жития, более близкие к рассказам и сказкам, были значительно популярнее канонических. Произведения, объединенные именами Бориса и Глеба наглядно демонстрируют, что на русской почве возникает совершенно специфическая национальная жанровая агиографическая форма – княжеское житие. Впрочем, Несторово “Чтение о Борисе и Глебе” написано по канону с последовательным описанием всех этапов жизни святых, но “Сказание” по своей жанровой природе является вполне оригинальным литературным произведением, не имеющим аналогий ни в византийской, ни в других славянских литературах. С жанровой точки зрения это произведение объединяет, как показывает и его название, черты повести, сказа, мартирия и похвальной ораторской речи, есть в нем и молитвы, описаны чудеса: включены некоторые исторические и географические подробности.
Жития подвижников церкви, которые можно датировать серединой-концом XIII века, в целом следует охарактеризовать как памятники, строго соблюдающие канон. Образцом такого рода произведения можно назвать “Житие Авраамия Смоленского” составленное книжником по имени Ефрем. Об авторе мы не знаем ничего кроме имени, которое он называет в заключительной части в составе “самоуничижительной формулы”, а также его же сообщения о том, что он был учеником Авраамия. Последнее обстоятельство позволяет предположить хорошую осведомленность автора в событиях жизни святого. Однако рассказывается агиобиография весьма отвлеченно и обобщенно, употребляются стилистические штампы, соответствующие этикету, но не создающие реального облика героя, представления о его родителях, окружении, заботах и пр. Основное содержание жития - рассказ о проповеднической деятельности Авраамия в Смоленске, о гонениях, которые он претерпевает от завистливого местного духовенства. Рассказывается это достаточно красочно, но отвлеченно и риторично. Невозможно составить конкретного представления о том, почему Авраамий снискал любовь смолян и ненависть духовенства, каким конкретно образом ему удалось избежать угрозы физической расправы. Риторичность произведения усиливают предисловие и послесловие, написанные в панегирической манере.
Иная картина наблюдается в княжеских житиях этого времени. Значительные отклонения от канона обусловлены типом героя - государственного деятеля. В княжеских житиях XIII века отразились события монголо-татарского нашествия и ига. В это время создается “Житие Александра Невского”, о котором уже было сказано выше несколько слов. Житие должно было показать, что и после Батыева нашествия, после разгрома русских княжеств на Руси все же остались сильные и грозные князья, которые могут постоять за русские земли в борьбе с врагом и воинская доблесть которых внушает страх и уважение окружающим Русь народам. Характеристики Александра Невского в житии очень разноплановы. С одной стороны, он - житийный герой, подчеркиваются его “церковные” добродетели: кротость, смирение, нищелюбие, уважение священнического чина. С другой стороны, он показывается в основной своей деятельности - военные походы, битвы с врагами Русской земли, это мужественный, страшный для врагов герой-полководец. Реальный образ Александра Невского и его деяния придали произведению специфический колорит воинской повести.
Иной тип княжеского жития эпохи татаро-монгольского ига – “Житие Михаила Черниговского”. В 1246 году в Орде по приказанию хана Батыя был убит черниговский князь Михаил Всеволодович вместе с сопровождавшим его боярином Федором. Убийство носило политический характер, но в житии гибель Михаила представлена как добровольное страдание за православную веру. Пришедший в Орду на поклон к Батыю черниговский князь отказывается выполнять татарские обряды: пройти меж огней и поклониться татарским идолам. Боярин Федор поступает так же, как его господин, и тоже гибнет. Отправляясь в Орду и Михаил, и Федор знают, что их ждет там гибель, но они для того и идут, чтобы “обличить” идолопоклонство – “нечестивую веру”. Житие выполнено как мартирия, повествующая о страданиях святого за православную христианскую веру, принятых от нечестивого мучителя-язычника.
Й этап
Второй этап в эволюции русской литературы (конец XIV- начало XV вв.) во многом напоминает южнославянские литературы эпохи османского рабства. Татаро-монгольское иго, задержавшее развитие русской литературы, надолго оставшееся в памяти народной, постоянная татарская угроза на юге, - все это отражается в литературе через усиление церковного начала и выдвижение на первый план житийного жанра. Борьба против чужеземного ига сливается с борьбой с иноверцами, борьба религиозная становится борьбой народной. Это особенно отразили болгарские жития XV и XVI вв., эта тема встречается и в творчестве русских агиографов, прежде всего тех, которые пришли на Русь с юга и хорошо осознавали как реально пережитую опасность, так и вообще угрозу со стороны чужеземных захватчиков. В конце XIV века и в русской литературе впервые появляется интерес к человеческим эмоциям и чувствам героев. В житиях расцветает торжественный риторический высокопарный стиль, известный нам по болгарским житиям и названный Д.С. Лихачевым стилем второго южнославянского влияния, эмоционально-экспрессивным или панегирическим стилем.
Первые проявления этого стиля связаны с именем митрополита Киприана. Болгарин по национальности, он был тесно связан личной и творческой дружбой со своим земляком Евфимием Тырновским, болгарским патриархом, основоположником и теоретиком панегирического стиля в болгарской литературе. Киприан переработал уже существовавшее “Житие митрополита Петра”, пышно литературно его украсив и изменив политические акценты.
В наиболее завершенном и оригинальном виде экспрессивно-эмоциональный стиль представлен в творчестве Епифания Премудрого. Биографические сведения о нем весьма скудны и в значительной степени предположительны. Родился он в Ростове в первой половине XIV века. В 1379 году принял пострижение в ростовском монастыре Григория Богослова. В дальнейшем подвизался в Троицком Сергиевом монастыре. Он бывал в Иерусалиме, на Афоне, вероятно, путешествовал по Востоку. Умер Епифаний в 20-х годах XV века. За свою начитанность и литературное мастерство он и получил прозвище “Премудрый”. Перу Епифания принадлежат два жития – “Житие Стефана Пермского”, написанное им в 1396-1398 годах, и “Житие Сергия Радонежского”, написанное между 1417-1418 годами.
Историческая действительность конца XIV века породила новый тип церковного деятеля, человека бескорыстного, стремящегося к просветительской деятельности или на практике воплощавшего в жизнь идею народного единения Руси в борьбе за политическое освобождение и национальное возрождение. Такой тип церковного деятеля поэтизируется и превозносится в древнерусской литературе этого времени, становится нравственным идеалом эпохи, образцом церковного иерарха. Именно таким нравственным идеалом эпохи являются герои агиографических сочинений Епифания Премудрого: искушенный в науках, познавший глубины слова Божия философ, неутомимый миссионер и просветитель Пермской земли, ее первый епископ Стефан Пермский и поборник согласия и любви, собиратель родной земли и ее заступник Сергий Радонежский.
Новаторство Епифания сказалось на композиционной структуре житий. Вступление приобретает ярко выраженный риторический характер, значительно увеличивается в объеме центральная биографическая часть. Агиограф рассказывает не только о рождении, детстве и юности Стефана, но и о его книжной премудрости, упорном труде по изучению библейской и патристической литературы, его целенаправленной подготовке к миссионерской деятельности, для чего тот изучает пермский язык и составляет пермскую азбуку.
Традиционные поэтические приемы средневековой агиографии у Епифания усложнены, обогащены новыми оттенками, Многочисленные амплификации, нанизывание одних сравнений на другие, перечисление в длинных рядах варьирующихся традиционных метафор, ритмика речи, звуковые повторы придают тексту особую торжественность, приподнятость, эмоциональность и экспрессивность. “Плетение” похвалы святому - основная цель и задача “Жития Стефана Пермского” Но все же в этом пышном похвальном панегирике просветителю Пермской земли встречаются и жизненные зарисовки, и исторически конкретные факты.
Следует отметить оригинальность заключительной похвалы в “Житии Стефана Пермского”. Похвала эта состоит из трех плачей - пермских людей, пермской церкви и автора, “инока списающа”. Подобного рода житийная похвала, в форме плачей, встречается только у Епифания. Плачи эти носят книжно-риторический характер, но создавал их агиограф под влиянием народных плачей. Некоторые обороты из плача церкви перекликаются с мотивами устного народного творчества.
Второе сочинения Епифания дошло до нас в редакции Пахомия Логофета (Серба) - еще одного представителя школы “плетения словес”. Пахомий Серб придал эмоционально-экспрессивному стилю строго официальный церковно-религиозный характер. Жития, написанные им, стали формальными образцами для всей последующей агиографии. Нельзя отказать Пахомию в литературных способностях, он был очень плодовитым и опытным писателем. Едва ли это на Руси не первый писатель-профессионал: летопись сообщает, что Пахомий получал вознаграждение за свои литературные труды. Агиографическим мастерством Пахомия восторгались средневековые книжники. Но творчество Пахомия носило рассудочный характер, преследовало цель нивелировать памятники житийной литературы, приведя их тексты в соответствие с формальными требованиями жанрового канона.
Хорошо разработанной системе Епифания и Пахомия противостоят в агиографии второй половины XV века, с одной стороны, “неукрашенные” описания жизни святых, рассматривавшиеся, по-видимому, как материал для последующей литературной обработки, а, с другой - жития-легенды, основанные на фольклоре и обладающие хорошо разработанными, но не традиционно-агиографическими сюжетами.
К “неукрашенным” житиям первого типа принадлежит составленная в 1477-1478 годах записка о последних днях крупнейшего церковного деятеля XV века, основателя и игумена Боровского монастыря Пафнутия. Составил эту записку келейник игумена Иннокентий. Последний видел свою задачу в том, чтобы как можно точнее записать предсмертные речи и последние дни Пафнутия. Именно благодаря отсутствию риторики безвестному монаху уделось создать необыкновенно выразительный образ больного старика, еще недавно возглавлявшего огромное монастырское хозяйство и, наконец, уставшего от всей этой суеты и жаждущего покоя.
Новгородское “Житие Михаила Клопского” - развернутое агиографическое описание жизни и чудес новгородского святого-юродивого, сочувствовавшего Московским князьям (именно это обстоятельство способствовало сохранению жития в общерусской письменной традиции после присоединения Новгорода). Создатель произведения, несомненно, опирался на определенные традиции, но скорее полуфольклорные и полулитературные, нежели агиографические.
Необычно для агиографии уже само начало жития: нет рассказа о рождении и воспитании святого. Житие начинается с описания неожиданного и таинственного появления не названного по имени героя в Клопском монастыре. Перед нами как бы “закрытый” сюжет, вызывающий недоумение и любопытство у читателя.
К такого же типа житию может быть отнесено также новгородское “Житие Иоанна Новгородского”, включающее новеллистическую часть о путешествии святого в Иерусалим на бесе, неоднократно переписывавшуюся отдельно в различных сборниках и основанную, очевидно, на легендарных устных преданиях.
Й этап
В XVI в. жанровые критерии в русской литературе снова укрепляются. Создаются монументальные житийные своды. Жития для них специально перерабатываются, по возможности сглаживаются различия между ними, все подводится под общую государственную концепцию (обоснование государственного и церковного единства), пишутся в официозном, пафосном, риторическом стиле, приподнято взволнованным старославянским языком. Макарьевские “Четьи Минеи” в 12 томах - и вершина развития жанра и его окончательная канонизация, от которой движение могло пойти только в обратную сторону, к нарушениям жанра, к его разложению и окончательному преодолению.
В трех списках “Великих Четьих Миней” за десятилетия работы над ними были собраны все известные к XVI в. древнерусские произведения, признанные русской церковью, и даже некоторые апокрифы. Создана была своего рода литературная энциклопедия XVI века. Как пишет сам Макарий, начиная традиционной формулой самоунижения: “се аз смиренный и грешный Макарие, митрополит всеа Русиа... писал есми и събирал и в едно место их. Совокуплял двенадесять лет многим имением и многими различными писари, не щедя сребра и всяких почастей и в своде сем все святыя книги събраны и написаны, которыя в Русской земле обретаются”.
В огромные тома “Великих Четьих Миней”, по счету монаха Евфимия, составившего оглавление “Миней” по “Царскому” списку, входит не менее 27057 страниц или 13528 больших листов с двумя столбцами текста на каждом. В него включены целиком старая “Четья Минея”, оба “Пролога”, отдельные житийники, целые книги “Священного писания” с толкованиями, творения отцов церкви, церковных писателей, “Патерики”, разные сказания и повести, притчи и путешествия, “Кормчая книга”, послания, грамоты, некоторые апокрифы, как мы сказали выше, и т. п.
В 12 томов вошли также вновь составленные жития, основывавшиеся на некоторых письменных и устных источниках, но чаще на устных легендах. И эти новые жития за отсутствием конкретного материала писались чаще всего по готовому шаблону, закрепленному для этого жанра Тырновской школой.
Основной материал макарьевского свода - краткие и пространные жития и торжественные, похвальные и поучительные слова на праздники и памяти святых, но входят в него и светские беллетристические произведения, такие как “Повесть о Варлааме и Иоасафе”, “Сказание о Вавилоне”. Беллетристические, занимательные черты присутствуют и во многих житиях, прежде всего они сохранены в большинстве древних произведений по той причине, что редакторы не отваживались исправлять старинные церковные тексты. Так, свободным построением и увлекательным сюжетом отличаются похожее на приключенческий любовный роман “Житие блаженной Феодоры”, наивно-фантастическая повесть о мучении и воскресении 300 лет спустя семи эфесских отроков, со всеми невероятными приключениями переписанная легендарная повесть о чудесном путешествии в Иерусалим на бесе Иоанна Новгородского и т. п. Но произведения более поздние, такие как, например, исключительно своеобразное “Житие Михаила Клопского”, юродивого и предсказателя, или необычайная по своему содержанию и построению “Повесть о Петре Ордынском” и др., были подвергнуты значительной обработке. Из них исключались все яркие детали, выпрямлялся их сюжет, обобщались и абстрагировались конкретные моменты, добавлялись обязательные расширенные риторические вступления и заключения и т. п. Они полностью подводились под общий житийный шаблон. Процесс редакторской правки демонстрирует работа одного из сподвижников Макария - Василия Тучкова над переделкой “Жития Михаила Клопского”, или сравнение старой, известной нам “Повести о житии Александра Невского”, близкой к воинской светской повести, с написанным на основе ее для монументального свода “Похвальным словом князю Александру Невскому”. Авторы не решились включить в “Великие Четьи Минеи” ни житий, близких к историческим биографиям, ни популярных произведений, как народное сказочно-поэтическое “Житие Петра и Февронии” и др. Все это свидетельствует об эстетических установках Макарьевского кружка и вообще писателей XVI века, эпохи “второго монументализма”, по терминологии Д. С. Лихачева.
Однако в XVI веке продолжается и традиция легендарного жития-повести В середине столетия появляется “Повесть о Петре и Февронии Муромских”, созданная русским писателем и публицистом Ермолаем-Еразмом. В основе повествования лежит сюжет сказки о мудрой деве и легендарная история о девушке из села Ласково Муромской земли. С точки зрения автора, его рассказ должен стать конкретным примером выполнения в жизни христианских нравственно-этических норм. Об идеале святости в каноническом смысле применительно к Петру и Февронии говорить трудно. Агиографический канон не соблюден в связи с использованием фольклорных мотивов и введением новеллистических принципов повествования (два фольклорных сюжета - о мудрой деве и о герое-змееборце, повествование делится как бы на главки новеллистического характера). И все-таки герои - идеальны. Они предстают перед нами в нетрадиционном аспекте: описываются их личные, семейные отношения, черты их характеров, психологические особенности раскрываются на бытовом материале. Ермолай-Еразм стремился реализовать свои представления об идеале нравственного поведения и идеале правителя, которые во многом корреспондируют с народными представлениями, закреплявшимися в том числе и в легендарных сюжетах, Фактически даром чудотворения Петр и Феврония наделяются не за мудрость или особо крепкую веру, а за верность и супружескую любовь, которые предпочтительнее “временнаго самодержавства”.
Й этап
В русской литературе переходным был, как известно, XVII век. Если до него изменения в житиях не были систематическими и последовательными, то теперь происходит окончательная ломка жанра, завершающаяся его отрицанием в форме пародии. Древние авторы рисовали человеческие образы в значительной мере примитивно: изображали или один момент в душевной жизни героя, или какое-либо одно статичное состояние чувств, не учитывая связи отдельных моментов между собой, причин их; возникновения, развития чувств. Показ сложности и противоречивости духовного мира человека, более цельная его характеристика появляются только к концу XVI века. И лишь литература XVII века открывает собственно человеческий характер.
В конце XVI-XVII вв. жанр житий широкой струей вбирает в себя светские тенденции. Характерна тут группа северных житий, где главными героями-святыми, были люди из народа, трагически, загадочно погибшие или на море, или от удара молнии, или даже разбойники, убийцы. Они свидетельствовали об усилении интереса к человеческой личности как таковой. В этих житиях повествование зачастую развивается по линии “освобождения жанра от обязательного рассказа о жизненном пути святого, в ряде случаев агиографы совсем не знают биографии человека, признанного святым и описывают только его посмертные чудеса или дают отдельный известный эпизод из его жизни,связанный с его канонизацией, чаще всего необычную, “подвижническую” смерть героя”. 7
Именно в это время в развитии житийного жанра намечаются две различные линии: отказ от биографизма, усиление бытовых деталей и сюжетных подробностей, с одной стороны, а с другой - подчеркнутый биографизм, выделение одной центральной фигуры и подробное описание ее истории и ее внутреннего мира. Первая линия приведет к бытовым повестям и авантюрным новеллам, вторая - к психологическим повестям и историко-мемуарной прозе.
Еще одно отклонение можно установить на примере русских “Повести о Ульянии Осоргиной” и “Повести о Марфе и Марии”. 8
Линию развития житийного жанра в русской литературе завершает и зачинает собой линию новой повествовательной литературы знаменитое “Житие протопопа Аввакума, им самим написанное”. По своей критической направленности и художественным особенностям оно тесно связано с демократической сатирой XVII века, с историческими и бытовыми повестями. Из агиографического наследия Аввакум перенял как старую житийную форму, так и то традиционное нарушение канонов, которое было для нее так широко типично. В житии это проявляется в тенденции к отражению мотивов живой действительности, в анализе чувств и психологии героя, в цельности его образа, данного в становлении и развитии, в его связях с другими людьми, в окружающем его богатом бытовом фоне и т. п.
1. Идейно-художественное своеобразие апокрифической литературы. «Сказание, како сотворил Бог Адама», «Хождение Богородицы по мукам».
Определяя апокрифы как литературное явление »необходимо, учитывая факт занесения того или иного произведения в индексы, основное внимание уде-шть характеристике идейно-художественного своеобразия апокрифов,их >отличия от канонической литературы. Апокрифы - это произведения, сюже-ры которых тесно связаны с библейской "историей",однако в апокрифах эпизоды Писания дополнены, развиты,им дается особая,отличающаяся от канонической трактовка.Несмотря на близость апокрифов,идейную и тема-гическую,к канонической литературе,"отреченные" книги представляют собой особый тип источников.Апо1фифы являлись письменным изложением зародной легенды или легенды, возникшей в церковной среде, предназначались в качестве духовной пищи широким массам читателей, чье сознание 5ыло религиозно**.В апокрифах вольно или невольно должны были,отразиться элементы народных представлений. Так, А.Н.Пыпин, подчеркивая близость апокрифов к традициям народной культуры, определял их как новый, зозникший на основе христианства иэпосм*^.В апокрифической литературе образы Писания существенно трансформировались, при этом "небесное" вводилось к земному,христианские образы-символы получали конкретное, латериальное истолкование.
материалистическое
Апокрифы чрезвычайно разнообразны по своей тематике. Согласно существующей классификации. Основанной поеимущественно на тематическом принципе, среди апокрифов выделяются ветхозаветные и новозаветные, апокрифические жития святых,особую группу составляют эсхатологические апокрифы, которые будут анализироваться в данной работе.
Эсхатологическая тема имела для древнерусского человека принципиальную значимость.Само понимание времени в Средние века было эсха-тологично*8.Согласно оредневековым представлениям,история должна завершиться Страшным судом,где будут разрешены все земные противоречия. Говоря о популярности эсхатологической тематики на Руси,не следует забывать,что эсхатология являлась важнейшей частью христианской догматики. Церковь активно использовала тему ада и рая в целях духовного порабощения народных масс:для внушения им покорности,для утверадения мысли о незыблемости существующего порядка.Эсхатология,следовательно, была одним из наиболее действенных средств духовного воздействия
Хождения богородицы",осуществленный П.Н.Сакулиным,который разбирает сложное композиционное строение апокрифа,своеобразие стиля,выделяя такие приемы,как градация,повторы.Особенности сюжетов "Хождения богородицы" и "Хождения Агапия" рассматриваются в коллективном исследовании "Истоки русской беллетристики"^.Выводы представляют большую ценность в плане выявления элементов беллетристичности в апокрифах.
Апокрифы эти давали наглядное представление о власти дьявола. В этом отношении интересен апокриф «Како Бог сотвори Адама». Бог и дьявол выступают как две равновеликие силы. В то время, как Бог творит человека, дьявол всячески старается напакостить своему противнику: мажет тело Адама нечистотами, наносит телу 70 ран и свой поступок дьявол оправдывает вещей пользой самого Бога – ведь если у человека ничего не будет болеть, то он никогда не вспомнит о своем творце – Боге. Таким образом, библейская легенда приобретала в апокрифе живое конкретное звучание и, конечно, была более доходчива для вчерашнего язычника, чем сухой и лаконичный рассказ Библии.
Значительный интерес представляли апокрифы эсхатологические, развертывающие фантастические картины потусторонней жизни, конца мира. Эта группа апокрифов являлась действенным средством воспитания и пропаганды христианской морали, наглядно изображая христианскую идею «воздаяние в веке будущем» за соответствующие поступки в земной жизни.
Остановимся на эсхатологическом апокрифе «Хождение Богородицы по мукам», весьма популярном на Руси на протяжении многих веков. Апокриф этот перешел на русскую почву через югославское посредство и по своему содержанию очень близок к дошедшему до нас византийскому тексту памятника. Древнейший русский список относится к XII веку. Содержание апокрифа следующее: Богородица в сопровождении архангела Михаила спускается в ад, где перед ее взором открываются мучения грешников. Здесь в аду мучаются не верившие в Троицу и в Богородицу; почитавшие языческих Богов; проклятые своими родителями; людоеды; нарушители крестной клятвы; сплетницы; те, кто пропускал пасхальную заутреню; клеветники, разлучавшие брата с братом, мужа с женой; попадьи, не почитавшие своих мужей и после их смерти вторично выходившие замуж; монахини-блудницы, блудники; воры; пьяницы; немилостивые князья, епископы, патриархи, цари, не творившие воли божьей; сребролюбцы-ростовщики и беззаконники. Они погружены в огненную реку – кто до пояса, кто по пазуху или до шеи, а кто и доверху, другие лежат на постелях, объятых пламенем, третьи подвешены на железных деревьях за зуб, за язык или за ноги, четвертых поедают змеи, грызет червь и т.д. Богородица с состроданием относится к мучениям грешников, сама хочет мучиться с ними в аду и лишь однажды выражает одобрение наказаниям, которым подвергаются грешники. На ее вопрос, кто эти грешники, узнает, что это евреи, которые мучаются за распятие ее сына Христа и вместе с ними – отступники от христианской веры, а также творящие блуд с кумами, матерями и дочерьми, отравители и убийцы, о них она говорит – «По делам их буди тако». Богородица, увидев зрелища ада, обращается к Богу с мольбой о помиловании грешников. В помощь себе она призывает ангельский чин, пророков и силы небесные, все они обращаются к Богу. Снисходя к настойчивым просьбам, Бог дает ежегодный покой грешникам от великого четверга до пятницы (около двух месяцев). В русском тексте, в отличие от греческого, среди грешников, мучающихся в аду, есть и такие, которые почитали славянских языческих богов – Трояна, Хореса, Велеса, Перуна.
Живое участие Богородицы к мучениям грешников, заставляющее ее то и дело проливать слезы, противопоставляется суровому и безучастному божьему суду. Весь апокриф проникнут свободомыслящим отношением к установленным религией нормам и понятиям; он не щадит грешников не только рядовых, но и таких, которые в силу своего иерархического положения, были под защитой официальной церкви: епископов, патриархов, черниц, немилостивых князей и царей, не творящих воли божьей. «Хождение» отразило в себе оппозиционное отношение известной группы верующих к учению ортодоксальной церкви и одновременно моральное переосмысление прямолинейно-бездушной официальной христианской доктрины. Центральная фигура апокрифа – Богородица – при всей своей эпичности, отличается свойствами реальной человеческой личности, она рисуется как деятельно сострадающее людскому горю существо, но вместе с тем и как рядовая женщина-мать, которой свойственно чувство озлобления, когда дело касается участи ее сына. Богородица противопоставлена в апокрифе жестокому, равнодушному к человеческим скорбям Богу. Апокриф резко расходился с канонической церковной литературой в трактовке божьей справедливости, давая наглядное представление об адских мучениях, которые ожидают грешников на том свете.
Идейно-художественное своеобразие «Слова о погибели Русской земли».
Любовь к родине одним из важнейших проявлений своих имеет любовь к природе родной страны. Не случайно поэтому "Слово о погибели Русской земли" начинается с описания русской природы. В этом описании одни исследователи пытаются усмотреть пейзаж северо-запада Руси - Новгородской области, другие - пейзаж ее северо-востока - Владимиро-Суздальской Руси, третьи - пейзаж Киевского юга.
Типична в этом отношении интерпретация русского пейзажа "Слова" А. В. Соловьевым. Он пишет: "Картина природы в "Слове о погибели" очень последовательна: она начинается со "многих озер", за ними следуют реки и кладези-источники, затем крутые горы, высокие холмы, всюду частые дубравы и дивные, плодородные поля. Это скорее северный пейзаж озерной полосы, где с холмов сбегают истоки рек, где среди березовых и хвойных лесов стоят кладези, блестит гладь озер и ширь полей, та страна, где встречают Весну счастливые берендеи Островского, т. е. жители Суздальской области". 1
Эта попытка интерпретации пейзажа "Слова о погибели" дает возможность показать принципиальное отличие пейзажей в древнерусской литературе от литературных пейзажей нового времени. А. В. Соловьев вполне откровенно имеет в виду "Снегурочку" Островского, но не "Слово о погибели". Древнерусские произведения не могут говорить о "глади" озер (тем более - о блеске этих гладей), ни о сбегающих истоках рек, и совершенно ничего общего не имеют они с восторгами счастливых берендеев. Русская литература XIX в. создала свой "оперный" трафарет в изображении древней Руси, ее истории, людей и природы, оказывающий непреоборимое влияние даже на весьма тонких знатоков древнерусской истории и литературы.
В самом деле, различие в изображении природы между новой русской литературой и древней очень велико. Пейзаж в новой литературе носит "портретный" характер, в нем отмечаются индивидуальные, характерные только для той или иной местности черты. "Пейзажист" смотрит пристально и с небольшого расстояния: он замечает и блеск водной глади, он видит, как поставлены "кладези", может определить породы деревьев. Писатель-пейзажист стремится увидеть реальную картину природы, дать ее описание как бы из одной неподвижной видовой точки, создать перед читателем иллюзию реального видения. Иллюзионизм - так можно было бы определить принципы изображения пейзажей в литературе нового времени. Древнерусская литература выражает иное отношение к природе: либо природа изображается в движении как участница событий человеческой жизни, либо превозносится как проявление божественной мудрости. При этом она никогда не является самодовлеющим центром описания. В первом случае говорится только о тех ее действиях, которые оказывают прямое или косвенное (как приметы, предзнаменования) воздействие на судьбу человека, - о засухе, о грозе, о землетрясении, о появлении комет и "знамений" на солнце, о падении звезд и пр. Во втором случае - это философические размышления о мудрости божественного мироустройства.
А. В. Соловьев справедливо относит "Слово о погибели Русской земли" к одному из самых ранних в европейской литературе описаний и прославлений своей родины. У автора "Слова о погибели" не было предшественников в такого рода прославлении. В Повести временных лет описываются географические пределы Русской земли. В "Слове о полку Игореве" есть описания действий природы, на основе которых читатель нового времени составляет свои представления о пейзажах, где развивалось действие "Слова о полку Игореве". "Пейзажи" "Слова о полку Игореве" - это плоды нашего воображения, действующего под влиянием воспитанной на литературе нового времени потребности "видеть" то, что описывается в литературном произведении. 2
Отсюда ясно, что "Слово о погибели Русской земли" не имело предшественников в изображении картины Русской земли. Но то, что оно не имело предшественников, не означает, что у него не было образцов. Свои образцы "Слово о погибели" находило в близких по времени произведениях, творчески их перерабатывая.
Так, например, то, что говорится в "Слове о погибели" о могуществе Русской земли, автор "Слова" мог найти в некрологических статьях, посвященных прославлению того или иного русского князя. То же, что говорится в "Слове" о русской природе, автор в известной мере заимствовал из "Шестоднева" Иоанна Экзарха Болгарского.
"Шестоднев" Иоанна Экзарха Болгарского - один из самых поэтических памятников мировой литературы - оказал огромное влияние на всю русскую литературу XI-XVII вв. Восхищение мирозданием захватывало, заражало, властно подчиняло себе не одного русского писателя, воспитывало любовь к природе и ко всему живущему.
Художественный метод описания Русской земли в "Слове о погибели" тот же, что и в "Шестодневе": это восхищение "мудростью", "разумностью" и красотой мироустройства - в данном случае не всего мира, а Русской земли. Описание ведется путем перечисления главных ее объектов: гор, холмов, дубрав, полей, рек, кладезей, зверей, птиц, а затем - творений рук человеческих: городов, сел, "виноградов" (садов), домов. Объекты эти те же, что и в "Шестодневе", и порядок, в котором они перечисляются, часто совпадает с порядком их перечисления в "Шестодневе". Так, например, в "Шестодневе" говорится, что бог разделил воды "и на морѣ, и на рѣкы, и на источникы, и на эзера, и на кладезе", 3 далее в перечислении даров книжного учения соблюден тот же порядок: "рѣкы и езера, и источници, и кладези". 4 Не случайно, думается, "Слово о погибели" перечисляет те же объекты: "И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, рѣками и кладязьми мѣсточестьными". Следовательно, кладези, реки и озера отнюдь не являются принадлежностью какого-либо определенного русского пейзажа - северного или южного. То же самое нельзя сказать и о садах ("виноградах"), горах и дубравах, упоминаемых в "Слове"; ср. в "Шестодневе": "Кого ли ради и земля садом и дубравами и цвѣтомь утворена и горами увяста" (л. 1). Совпадает и терминология описаний: "украшено" (л. 1), "красотами" (л. 65 об.), "удобри" (л. 65 об.), "ухытри" (л. 65 об.), "исплънены" (л. 1 об.). Ср., например: земля "украшена же бысть абие и различными цвѣтци садовы и бечисмеными трѣвами. Таче потомъ оутворено бысть и небо великыима свѣтилома и всѣхъ эвѣздь добротами" (л. 160 об.).
Эпитеты, которые прилагаются к перечисленным объектам, носят не конкретизирующий, а идеализирующий характер: они подчеркивают их главные, основные свойства: горы - крутые, холмы - высокие, дубравы - частые (т. е. густые), звери - различные, птицы - бесчисленные, города - великие, села - дивные, "винограды" (сады) - "обителные" (т. е. принадлежащие обителям, обиталищам, иными словами - возделанные, незаброшенные), князья - "грозные", бояре - "честные" (окруженные почестями), вельможи - "многие" и пр. Особенно характерны для "Шестоднева" эпитеты "бесчисленные" (а также "бескрайнии","неизглаголемые"), "многие" и "различные" - это эпитеты, в которых точнее всего раскрывается основная идея "Шестоднева" - восхищение разнообразием мира, неповторимостью отдельных его объектов, их многочисленностью: "всу тварь разъличными добротами ухытри" (л. 65 об.), "птице, еже бечисмене " (л. 5 o6.), "бечисмене рѣкы" (л. 3 об.), "пучинами же безмѣрныими одевши се и бечисменныим и полияна" (л. 61), "бечименными рѣками" (л. 61) и т. д.
Автор "Шестоднева" рассматривает мироздание как некий ковчег, дом, наполненный ("исполненный") и "удивленный" рачительным хозяином всевозможными "красотами". Те же термины видим мы и в "Слове о погибели": "И многыми красотами удивлена еси"; "...всего еси испольнена, земля Руськая".
Однако между "Словом о погибели" и "Шестодневом" имеются и серьезные различия: автор "Слова" ни разу не говорит о творце всего сущего. Он восхищается не творцом, а самим творением. Творение это - не весь мир, а только его часть - Русская земля, и соответственно этому в "Слове" не говорится о том, что не имеет к ней отношения, - о солнце, месяце, звездах, ни о море (море упоминается, но не как часть Русской земли), о чем так много говорится в "Шестодневе". Наконец, еще одно отличие и, может быть, самое любопытное: в "Слове о погибели" гораздо чаще употребляются эпитеты. Именно в эпитетах, думается, больше всего сказывается связь "Слова" с народной поэзией - связь, особенно многозначительная для произведения, посвященного прославлению родины: "О свѣтло-свѣтлая и украсно украшена земля Руськая! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, рѣками и кладязьми мѣсточестьными, горами крутыми, холми высокыми, дубровами частыми, польми дивными, звѣрьми разноличьными, птицами бещислеными, городы великыми, селы дивными, винограды обителными, домы церковьными, и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами!" А далее: "тоймичи погании", море "дышючее", "каменыи городы", "синее море", "великыя дары"...
Автор Слова как бы окидывает взором всю Русскую землю и восхищается ее красотой и величием: «О светло светлая и украсно украшена земля Руськая. И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, реками и кладязьми месточестьными, горами крутыми… зверьми различными, птицами бещислеными…». Русская земля «украсно украшена» не только красотами и дарами природы, она славна и «князьми грозными, бояры честными, вельможами многами». И развивая тему «грозных князей», покоривших «поганьскыя страны», автор Слова рисует идеальный образ русского князя - Владимира Мономаха. Половцы пугали Мономахом своих детей. «Литва» боялась во времена этого князя выходить из своих болот, венгры даже горы укрепляли железными воротами, чтобы «великий Володимер» не пришел к ним, «немцы» (шведы) радовались, что их земли далеко от княжения Мономаха «за синим морем», а византийский император, «жюр [кир - греч. господин] Мануил Цесарегородскый», посылал Владимиру Мономаху дары, чтобы он «Цесаря-города не взял». Этот гиперболизированный образ «грозного» великого князя воплощал в себе идею сильной княжеской власти, воинской доблести. В обстановке монголо-татарского нашествия и военного поражения напоминание о силе и могуществе Мономаха служило укором современным князьям и вместе с тем должно было вселять надежду на лучшее будущее. Не случайно поэтому «Слово о погибели» было присоединено к «Житию Александра Невского»: в Житии грозным и великим князем выступал князь - современник батыевщины.
«Слово о погибели Русской земли» по теме и по стилю перекликается со «Словом о полку Игореве». Эти памятники имеют много общего: высокий патриотизм, проявление национального самосознания, гиперболизация силы и воинской доблести князя-воина, лирическое восприятие природы, ритмический строй текста. Памятники близки и тем, что оба содержат сочетание плача и похвалы. В обоих текстах имеются общие стилистические формулы, сходные поэтические образы. Характер заглавия обоих произведений совпадает: «Слово о полку…» - «Слово о погибели…». Фраза «Слова о полку Игореве» «От стараго Владимера до нынѣшняго Игоря…» параллельна фразе «Слова о погибели» - «От великого Ярослава и до Володимера, и до ныняшняго Ярослава…». Может быть отмечен и ряд других параллельных оборотов. «Слово о полку Игореве» было лиро-эпическим призывом к единению русских князей и русских княжеств, прозвучавшим перед монголо-татарским нашествием. «Слово о погибели Русской земли» - лиро-эпический отклик на события этого нашествия.
Повесть о разорении Рязани Батыем по своей тематике и по стилю является ярким образчиком воинских повестей. Среди последних она по своим художественным качествам занимает одно из первых мест. Характерной особенностью ее является напряженный и в то же время сдержанный лиризм и драматизм. Впечатление волнующего драматизма, производимое повестью, достигается в ней не многословной риторической фразеологией, как в позднейших сходных памятниках, а как бы преднамеренно предельно сжатой передачей трагических событий. Повествование, в основе своей восходящее к лиро-эпическому сказанию, как будто сознательно чуждается напыщенной и витиеватой словесной шумихи, заслоняющей собой непосредственное и искреннее выражение чувств; с той же предельной сжатостью и словесной безыскусственностью передается скорбь окружающих по поводу смерти близких. Первоначальная основа повести отличается всеми характерными чертами раннего воинского стиля как в своей фразеологии, так и в своих образных средствах. Изложение насквозь проникнуто героическим пафосом воинской доблести, князья и дружина изображены здесь в ореоле беззаветного мужества, побуждающего их безбоязненно идти навстречу смерти. Образ "смертной чаши", как лейтмотив, проходит через всю повесть. Рядом с "благоверными" и "благочестивыми" князьями неоднократно с лирическим воодушевлением упоминается "дружина ласкова", "узорочие и воспитание резанское", "удальцы и резвецы резанские". Во всем тоне повести сильно дают себя знать идеальные представления о рыцарственных взаимоотношениях князя и дружины, характерных для поры раннего феодализма. Князья неизменно пекутся о своей дружине и оплакивают погибших в бою дружинников, дружина хочет "пити смертную чашу с своими государьми равно". Воодушевляемые преданностью своим князьям, "удальцы и резвецы резанские" бьются "крепко и нещадно, яко и земли постонати", "один с тысящею, а два с тьмою", а когда они не в силах одолеть врага, все до одного умирают, испив единую смертную чашу. Изложение повести отличается в ряде случаев ритмической организованностью речи. Все эти особенности заставляют очень высоко расценивать повесть как произведение нашего раннего воинского жанра, отводя ей едва ли не второе место после "Слова о полку Игореве".
К числу памятников XIII в., связанных с татарским нашествием и созданных в северной Руси, принадлежит и упомянутое выше "Слово о погибели Русской земли", найденное в начале 1890-х годов. Оно очень невелико по объему (в рукописи занимает всего 45 строк).
В "Слове о погибели", по своему стилю представляющем соединение книжного изложения с устно-поэтическими формами песенной речи, перечисляются природные и материальные богатства, которыми до татарского нашествия изобиловала "светло-светлая и украсно-украшена земля Русская": озера многочисленные, реки и колодцы местнопочитаемые, горы крутые, холмы высокие, дубравы чистые, поля дивные, звери различные, птицы бесчисленные, города великие, села дивные, сады монастырские, дома церковные. Выли тогда на Руси князья грозные, бояры честные, вельможи многие. Большие пространства и живущие на них народы были покорены великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю киевскому, деду его Владимиру Мономаху, именем которого половцы устрашали своих детей в колыбели и при котором литовцы из своих болот не показывались на свет, а венгры укрепляли каменные свои города железными воротами, чтобы он через них не въехал к ним; немцы же радовались, живя далеко за синим морем. Различные соседние племена платили дань Владимиру медом, а царь византийский Мануил, опасаясь как бы Владимир не взял Царьград, посылал ему великие дары. Так было раньше, теперь же приключилась болезнь христианам.
2. Жанр жития в литературе XI – XIII вв., его разновидности. «Сказание о Борисе и Глебе», «Житие Феодосия Печерского», «Киево-Печерский патери к»
Выделяются два основных типа житийной композиции:
1) Жития мученические (мартирии от греч смерть), повествующие о трагической гибели христианина, вступившего в непримиримый конфликт с императором-язычником; в основе композиции – конфликт, в центре повествования – рассказ о трагической смерти героя; мученики изображались на иконах в красных одеждах, держащими в руках крест, а мученики-воины – также с оружием, например, с мечом или копьем (св. Георгий Победоносец, св. Димитрий Солунский)
2) Жития-биос (от греч. жизнь), повествующие о жизни героя, посвященной подражанию Христу, в основе композиции – последовательный рассказ о жизни святого подвижника от его рождения до смерти, который ориентирован на отражение необходимых, с точки зрения канонической житийной схемы, эпизодов.
На Руси возникла и развивалась особая жанровая разновидность агиографии – княжеские жития. Героями их являлись миряне, политические деятели, прославившиеся своими воинскими заслугами перед родиной и за то почитавшиеся как святые (св. Борис и Глеб, св. Александр Невский).
Слово «житие» в церковно-славянском языке означает «жизнь». Житиями древнерусские книжники называли произведения, рассказывающие о жизни святых. Житие – не художественное произведение в современном смысле. Оно всегда повествует о событиях, которые составитель и читатели считали истинными, не вымышленными. Сверхъестественные события: воскрешение мертвых, внезапное исцеление больных и т.д. – для др. книжников было реальностью.
Жития имеют прежде всего религиозно-назидательный смысл. Описанные истории святых – пример для подражания. Напр. Феодосий Печерский – одно из первых русский житий. Он отдавал тело на ночь на поедание комарам и оводам.
Житие должно вызывать в читателе чувство умиления самоотречением и духовной чистотой, кротостью и радостью, с которыми святой переносил страдания и лишения во имя Бога.
Житие лишь внешне напоминает биографическое произведение. Автор стремится раскрыть характер героя.
В житиях всегда существуют два мира. Это повседневная земная жизнь и высшая, потусторонняя, Божественная реальность. Деяния персонажей напоминают действия Христа. Совершаемые ими чудеса (исцеления, экзорцизм) уподобляются чудесам Христа.
Образ святого в житии напоминает иконописное изображение.
Жития писали на церковно-славянском языке, считавшимся священным.
Жанр жития возник в IV в., Византия. Самая популярная литература вплоть до XIII в.
2 метода изображения: фактографическое и идеальное.
Переводные памятники житийной литературы появились на русской почве в древнейшее время, в XI-XII вв.
Компоненты жития: похвала святому и плач о его смерти. Монолог святому. Житийная литература статична, идеализирована, в ней нет живых черт. В отличие от византийских житий, писавшихся о святых, русские писались о светских людях, в них больше историзма.
Жития о тех людях, которые прославились подвигами.
Создавая идеальный образ святого, авторы хотели преподать нравственные уроки людям, которые должны очищаться молитвами. Они не д.б. богаты, часто обращаться к «Св. писанию».
Разновидности житий. Композиция.
Основная часть житий – не оригинальны, а переведены с греч. Жития святительские – посвящены преподобным и святителям.
Житие д. состоять из трех частей. Открывается вступлением, где описываются причины создания. Далее – основная часть – повествование о святом, смерти и посмертных чудесах. Завершение – похвала святому.
Первые русские жития. Древнейшие русские агиографические памятники – два жития князей-страстотерпцев – Бориса и Глеба. В «Сказании о Борисе и Глебе» рассказывается о вероломном убиении братьев-князей их старшим сводным братом Святополком. Последний во имя власти отдает приказ убить их. Повествование исполнено психологизма. Подробно описываются душевные борения, скорбь и страх святого в преддверии безвременной смерти. В то же время Борис желает принять смерть подобно Христу. Сцены убиения далеки от правдоподобия. Святые произносят пространные молитвы. Посланцы Святополка не прерывают этих молитв-плачей и убивают святых, когда они заканчивают молиться.
Молитвы святых построены по всем правилам красноречия. Основная мысль – сожаление о грядущей смерти и готовность принять ее. Князь Глеб произносит трогательную речь убийцам о пощаде. Святые смиренно принимают все и молятся за убийц, сохраняют в душе любовь к ним. Им противопоставлен Святополк. Им чужды мысли о земной славе и могуществе. Святополк охвачен жаждой власти, а святые – вручают себя Богу.
Житие Феодосия Печерского. Составлено Нестором в соответствии с житийным каноном. Начинается со вступления. Далее – о юности Феодосия, стремившемуся посвятить жизнь Богу. Покинув дом, становится монахом Киево-Печерской обители. Нестор уподобляет его основателю христианского монашества Антонию Великому. Черты Феодосия – полная посвященность собственной воли и уверенность в божественной помощи, отказ от земных забот, ощущение близости с Христом, смирение, трудничество, прилежание, всепрощающая любовь к ближнему, обличение неправды.
Житие Алексея человека божия. Начало – рассказ о рождении в Риме будущего святого от знатных родителей, о его приверженности к учению, о бегстве из дома. Угождает Богу, живет как нищий. Слуги издеваются над ним. Он от благочестивых родителей. Черты жития: родители, аскетизм, блаженная кончина, посмертные чудеса (исцеления у гроба). В житии есть диалоги, лирические плачи-монологи. В изложении есть элементы украшенного риторического стиля вместе с авторским лиризмом.
Значительная роль в развитии житийной литературы принадлежала Киево-Печерскому монастырю как русскому религиозному центру. В первой четверти XIII в. возник памятник, оформившийся впоследствии в Киево-Печерский патерик.
Ядро – переписка епископа владимирского Симона, бывшего инока монастыря, с иноком того же монастыря Поликарпом. Поликарп, не удовлетворенный скромной ролью рядового монаха, отличавшийся лит. способностями, пожаловался Симону, что его обходят. Поликарп обнаружил недостаток добродетели – смирения. Симон написал укоризненное письмо, присоединив к нему в назидание несколько рассказов из жизни Печерских иноков и повесть о построении Печерской церкви. 9 новелл. Рассказы были о чудесах в религии и борьбе с бесами. Материал сей д.б. внушить Поликарпу сознание святости обители. Увещание Симона подействовало на друга, и он дополнил труд Симона рядом новых рассказов из жизни монахов Монастыря.
В середине XIII в. писания Симона и Поликарпа были объединены. Древнейшая рукопись относится к началу XV в. Она создалась в Твери по почину тверского епископа Арсения, по имени которого текст рукописи называется «Арсеньевской» редакцией Киево-Печерского патерика.
В 1462 г. по инициативе инока Кассиана возникает новая редакция памятника, «Кассиановская», в которой он впервые получает название «Патерик Печерский». Она подверглась дальнейшим переработкам, вплоть до XVII в., когда в 1661 г. Киево-Печерский патерик по распоряжению архимандрита Иннокентия Гизеля был напечатан в Киеве.
Еще Симон и Поликарп написали житие Антония Печерского.
Рассказы Симона и Поликарпа изобилуют элементами фантастики; в них существенное место занимают чудеса, ведущие свое происхождение от местных устных преданий и ли книжных агиографических источников. В рассказах встречается немало реалистических, порой натуралистически окрашенных бытовых подробностей, характеризовавших монастырский уклад (особенно у Поликарпа).
Основная задача друзей – возвеличение Киево-Печерского монастыря как русского религиозного центра. Тем самым возвышался и укреплялся авторитет русской церкви. Создавалась апология и Киевского государства. Идея прославления оплота христианства свидетельствовала о возросшем самосознании русского духовенства.
Симон начал свой труд с рассказа о создании Печерской церкви в честь богородицы, основанного преимущественно на устных преданиях. В создании церкви участвовали сын варяжского князя Шимон, пришедший на службу к сыну Ярослава Мудрого Всеволоду. Построение церкви сопровождается чудесными знамениями. Например, Антоний 3 дня молится о том, чтобы бог послал ему знамение, где должна строиться церковь: на всей земле пусть будет роса, а на том месте, где д.б. церковь – нет. Так и случилось. По молитве Антония сошел с неба огонь, испепеливший вокруг хворост и терние, осушивший росу и сделавший углубление в отведенном для церкви месте.
Киево-Печерский патерик ярко отражает борьбу, которая происходила между монастырем и князьями, в основе которой были соперничество на почве материальных интересов и столкновения из-за вмешательства монастыря в междукняжеские отношения.
В патерике сочеталась политически-тенденциозная повесть с церковной легендой.
Хотя некоторые вопросы метрики затронуты в этой работе, основным предметом изучения является ритмика «Слова». Метрический ряд понимается как единица ритмической стихотворной речи, измеряемой стопою, - ритмика в широком смысле есть видоизменение этих метров (если их суще
ствование доказано), которое определяется художественными задачами. Таким образом, мы будем рассматривать словесное ударение как основной элемент ритма; при этом решение вопроса о том, стихотворное ли произведение «Слово о полку Игореве» или нет, не обязательно, хотя ясно, что
«Слово» - поэтическое произведение. На последнем особенно настаивают
поэты-переводчики как старшего,2
так и младшего поколений.3
Все рассуждения такого рода можно суммировать следующим образом
Все древнерусские поэтические произведения стихотворны, следова
тельно, и «Слово» должно быть стихотворным произведением. Таково
общее суждение, из которого всегда исходили и исходят современные по
эты. Между тем обе посылки нуждаются в уточнениях.
Большая посылка, утверждающая, что все древние поэтические произ
ведения написаны стихами, неточна потому, что на самом деле все вообще
древние тексты отличаются четким, подчас причудливым в своих сплете
ниях, а иногда и просто разговорным ритмом. Ритмика создавала художе
ственный текст уже в самых древних произведениях славянского словес
ного искусства, без нее они просто не могли бы существовать во времени,
потому что невозможно запомнить большой текст без скрепляющего его
части ритма.
Это были «многостопные» и притом «разностопные» размеры,
которые в греческой поэзии именовались колонам и (т. е. членами)
Таким образом, вся древнерусская литература оказывается «поэ
тической», поскольку вся она ритмизована - и летописи, и даже деловые
тексты, например послания от одного князя к другому, поскольку гонцы
заучивали их наизусть как стихи и исполняли их перед адресатом.6
Как показывают реконструкции Р. Пиккио, такие ритмические отрезки
текста, искусственно составленного ритмическими колонами, соотнесен
ными с реальным членением словесного текста со словосочетаниями, осоз
навались книжными людьми вплоть до XVII в. и легли в основу класси
ческой русской литературы (Гоголь, Тургенев, Достоевский - см. труды
А. Белого, Р. Пиккио и др.). Даже писцы, переписывавшие подобные
тексты, еще в XVII в. осознавали их границы и пытались передать это
особыми знаками нотации. Б. И.Осипов в специальном исследовании пока
зал, что установление пробелов между словами в русских рукописях на
чалось с границ ритмических зон - словосочетаний или других синтак
сических фрагментов.7
Все эти исследования показывают, что, строго
говоря, ритмизован любой текст, поскольку в нем имеются слова со словесным ударением: чередование ударных и безударных слогов собственно и создает ритм. В этом смысле важна и конструктивна статья А. М. Панченко, специально исследующая вопрос о древнерусском «книжном»
стихотворстве.
В известном смысле именно в ней была преодолена старая и весьма устойчивая традиция отечественного литературоведения считать,
что «в русской феодальной книжности не было специально стихотворных
жанров, и если встречались в прозе ритмичность, рифмование или „напев
ность" - это шло от эпоса».9
Стало ясным, что на самом деле подобная
ритмичность текстов - настолько естественное свойство древней славян
ской речи,10
что отрицать ее по меньшей мере неосмотрительно. Так об
стоит дело с большей посылкой разбираемого здесь суждения: ритмичность
в широком смысле присуща не обязательно «стихотворному» тексту, и чем
Меньшая посылка того же суждения, утверждающая, что «Слово» -
поэтическое произведение, также не безупречна. Жанровая принадлеж
ность этого произведения, как известно, неопределенна: его называют и
ораторской прозой, и поэмой, и былинным сказанием. Однако большая
посылка в ее критически осмысленном виде покрывает меньшую, потому
что уже сейчас совершенно определенно мы можем сказать, что «Слово» -
ритмически организованное произведение, которое талантливо и во всех
подробностях отражает поэтику своего - переходного во многих отноше
ниях - времени. Поскольку ритмика произведения создается не только
чередованием ударений, но еще и сложным переплетением внутренней риф
мовки, чередованием звуков и т. д., вопрос усложняется . Он усложняется
и в связи с гипотезой о музыкально-вокальном характере «Слова», которое
исполнялось в музыкальном сопровождении; это должно было накладывать
свой отпечаток на словесную структуру текста, в частности, повышать
роль речитативных фрагментов. Во всяком случае рассуждать о ритме
вообще - занятие неблагодарное, поскольку ритм - это данность и
заданность конкретного текста, поэтическая его доминанта, тот незамет
ный для непосвященных внутренний стержень, на который нанизывается
смысловой текст, в результате чего и создается поэтический текст. В таком
случае особую информативную силу получает само произведение, даже
если оно дошло в неисправном виде.
Прежде всего некоторые типологические особенности текста указывают
на то, что он является ритмически организованным, т. е. в широком смысле
стихотворным.
Ему присуща интонационная замкнутость речевых отрезков, которая
даже теперь, много веков спустя, осознается по ряду вторичных призна
ков: синтаксические структуры и повторы, организованные с помощью
вспомогательных слов (уже. . ., уже. . ., уже. . .; и. . ., и. . ., и. . .;
и др.), каденции (о Русская,земля, уже за шеломянем ecu), также связанные
с повторением ритмически общей единицы текста (за землю Русскую. . .).
С этим же связан синтаксический параллелизм основных членов предложе
ния, которые повторяются в определенном порядке (подлежащее-сказу
емое-дополнение или сказуемое-подлежащее-дополнение).
Важны эвфонические особенности текста, связанные с его звучанием
и также повторяющиеся в определенных фрагментах; особенно явственно
они выделяются при расстановке древнерусских акцентов:
Аллитерация или ассонанс сопровождают ритмические отрезки, выделен
ные на основе древнерусского акцента, и косвенно подтверждают ритмичность самого текста, ср.: потопташа поганые полки половецкие, где
чередуются взрывные согласные.
Выявляя все особенности такого рода, можно было бы уточнить и ре
конструкцию самого поэтического текста. Например, единственная строка,
не вошедшая в реконструкцию Ф. Е. Корша и часто обсуждаемая как
вставка, в этом отношении явно искажена: страны рады,*гради веселы -
можно предполагать сочетание гради ради, веси весели.11
Чередование сильных и слабых ударений в том смысле, в каком они
указаны в акцентологической реконструкции,12
также свидетельствует
о ритмичности «Слова».
Анализ ритмического строя удобнее всего начать с формально-ста
тистической характеристики текста.
В сохранившейся части текста «Слова» употреблено 2112 ударений
при общем числе слогов 6175. Вторая цифра в известном смысле условна:
она не учитывает еще 369 слогов, которые составляли когда-то гласные
ъ и ь в слабой позиции. В современном произношении такие гласные не
сохранились, но при воспроизведении старинных песен некоторые испол
нители их «поют», поскольку те участвуют в создании сложного ритмиче
ского рисунка стиха. Тогда и сочетание А Святославъ мутенъ сонъ виде
въ КиевЪ на горахъ следовало бы представить следующим образом:
А Святославо
Мутено соно видѣ
Во Кйевѣ на горахо
с очень краткими, но вполне определенными гласными о на конце слов.
Впоследствии, уже после XII в., разрушение прежней системы стихосло
жения в значительной мере было связано с изменениями в языке и прежде
всего с падением редуцированных гласных ъ, ъ. Если при подсчете слогов
учесть и такие гласные, в «Слове» окажется 6544 слога; следовательно,
каждый третий слог здесь является ударным. Перед нами - трехстоп
ный размер, что полностью соответствует фонетической и просодической
структуре древнерусского слова (а также излюбленным размерам народной
поэзии), потому что среднее число слогов в словоформах равно было трем.13
В действительности же в «Слове» не может быть характерной для совре
менного стихосложения силлабо-тонической системы; только подделка
XVIII в. непроизвольно дала бы стиховые строчки в такой системе, однако
оригинальный текст XII в., разумеется, их не содержит. Это тонический
стих с выделением ладовых, т. е. основных, постоянных по ударению сло
гов и с «пропевом» - некоторым удлинением всех прочих подударных слогов,
которые отражали нисходящий по тону, скользящий, неуловимый и не
устойчивый акцент, варьирующий в каждом отдельном стихотворном тек
сте. Совмещение ладового, скользящего и безударного слогов и создавало
особую мелодическую насыщенность каждого стиха и произведения в це
Таким образом, на 2112 ударений в тексте «Слова» приходится:
устойчивых 1630 (77%), рецессивных - 361 (17%), а также несколько
скользящих ударений в словосочетании (типа сине^море) - 121 (6%).
Особенно важны ударения с древней новоакутовой интонацией (таких чуть
больше тысячи) - именно они создают основную ритмическую решетку
всего текста. Таким образом, поэтически важные ладовые, попевные и
безударные слоги соотносятся с акцентологически достоверными устой ударений собственно говоря уже и нет, остается музыкальный речитатив, так что реальное, языковое ударение отдельных слов, завершающих стих,
не имеет значения;
